Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

3

Русских моряков привезли на бриг и, развязав, отвели в каюту. Там их заперли и к дверям приста­вили часовых. В тесной каюте было темно, иллюмина­тор был закрыт по-штормовому.

– Чего с нами сделают, господин боцман? – роб­ко, шепелявя, спросил Попов. В свалке ему выбили два зуба.

– Чего бог даст, заячья твоя душа, – отвечал старик.

Попов виновато опустил глаза и покраснел.

– Так ить его сила, а мы безоружные, – пробор­мотал он снова.

– Вот что, ребята! – внушительно сказал боц­ман. – Что бы там ни было, присягу

не забывать! Ежели насчет крепости и прочего спрос начнут, отве­чать всем в одно: служили, мол, на дальнем кордоне и знать ничего не знаем. Только-де знаем, что боль­шой силы сикурс должен в Петропавловск подойти. Понятно?

– Понятно. Не подкачаем, дядя Усов, – за всех отвечал Удалов.

– То-то, понятно, шалопут! Счастье твое, что те­бе неприятель рожу поуродовал, а то всыпал бы я тебе за «дядю».

– Я ведь шутейно, – сказал Удалов и фыркнул. – Оно и вас, господин боцман, бог счастьем не обо­шел, – не удержался он.

Боцман сердито нахмурил брови, но в это время дверь в каюту отворилась и вошли офицер и два матроса. Судя по бинтам, ящику с медикаментами, та­зу и кувшину с водой, это был врач. Он перевязал Усова, дал примочек остальным.

После этого русских моряков возили на фрегат «La Force» для допроса к адмиралу, но никаких по­казаний, кроме тех, о которых они условились зара­нее, от них не получили.

Вечером пленным дали ужин и по кружке вина, а после вечерней зари им сделал поверку лейтенант, захвативший их в плен. Он вошел в каюту в сопро­вождении двух вооруженных матросов, которые, не помещаясь в каюте, стали в дверях. Один из них при­поднял над головой фонарь. Лейтенант держался ру­кой за грудь и изредка сплевывал в белый платок.

– Видать, и на этого рыгале напало, – подмигнул Удалов.

Пленные засмеялись, а лейтенант сердито посмот­рел на Удалова и, обернувшись к караулу, спросил:

– C'est lui qui m'a frappe?[94]

– Oui, mon lieutenant[95], – сказал один из матросов.

– Mauvais sujet[96], – сказал лейтенант, сердито пригрозив Удалову пальцем.

Пленные улеглись, но ночь прошла беспокойно. Хныкал и стонал Попов, и метался старик Усов. Рана начала сильно его беспокоить. В полузабытьи он по­просил пить, и Удалов на своем удивительном фран­цузском языке сумел объяснить часовому, в чем дело. Тот по его просьбе принес целый анкерок холодной пресной воды.

Спать Удалову не хотелось. Он лежал в темноте, закинув за голову руки, и мысли его были на пятой батарее, которую он строил до своей несчастной по­ездки за кирпичом. «Не спят небось, сердешные, – ду­мал он про товарищей по экипажу. – Начеку, завтра бой... А я уж отвоевался». Он представил себе, с каким тревожным чувством слушают его товарищи бой склянок на неприятельской эскадре.

Усов в темноте потянулся за водой и, видно, не­ловко повернувшись, глухо застонал.

– Стой, дядя Усов, я помогу, – шепотом сказал Удалов и, напоив боцмана, подсел рядом. – Мозжит ухо-то? – сочувственно спросил он.

– Не

в ухе дело – в голову стреляет, аж в щеку да в плечо отдает, – сердито сказал старик.

– А ты холодной водой. Вот постой...

Удалов снял с себя фланелевку, смочил ее из ков­ша и, отжав, стал прикладывать к незабинтованным местам на голове боцмана.

– Так будто облегчает, спасибо, – тихо оказал старик. – Да ты, парень, ложись. Ай не спится?

– Не спится... Смех смехом, а обидно, дуриком влетели, как кур во щи. Ребята завтра бой примут, на смерть пойдут...

– Не говори ты мне! Двадцать лет боцманом, тридцать пять лет во флоте, два раза кругом света ходил, а тут оплошал!

Старик заволновался, привстал, но боль резнула его через всю левую часть головы, и он глухо за стонал.

– Лежи, господин боцман, – ласково сказал Удалов. – Не бунтуйся. Твоей вины тут нету. Кто виноват, что ветер упал? Никто. А наши, я так считаю, что спуску неприятелю не дадут, а?

– Его превосходительство адмирал Завойко – он орел, он могет. А особливо господин капитан Изыльметов, – хрипло сказал старик, успокаиваясь. – А ре­бята, известно, при оружии и артиллерия.

– Будь у нас топоры, мы бы тоже зря не дались.

Разговор замолк. Боцман забылся и во сне глухо стонал. Угомонился Попов, и давно на всю жилую па­лубу храпел Бледных... На другое утро все четверо проснулись в подавленном настроении. На судне по­сле утренней уборки была необычная суета. Около восьми часов послышалась орудийная стрельба, кото­рая длилась несколько часов. Было ясно, что происходило сражение. Пленные мучились неизвестностью. Боцман молился «о даровании победы и посрамлении супостатов». К концу дня сражение, видно, утихло. Бриг не принимал в нем участия.

Вскоре по окончании стрельбы дверь открылась, и в каюту, улыбаясь, вошел черноволосый парень, го­лова которого на этот раз была не в красной повяз­ке, а просто забинтована.

– Alors, comment ca va? – обратился он к Удалову. – Voilа une petite chose pour vous. Tout de mкme nous ne sommes pas des sauvages qui mangent leurs prisonniers[97], – сказал он и протянул две пачки табаку.

– Бусурман, а совесть имеет, – снисходительно сказал старый боцман, узнав, что находится в пач­ках. – Спроси его, парень, чем кончилась баталия, – обратился он к Удалову, с полным доверием относясь к его лингвистическим способностям.

Это поручение не затруднило матроса.

– Эй, мусью, – сказал он, – пальба-то, пальба – бум! бум! Преферанс чей, а? Наша взяла ай нет! Пре­феранс виктория, значит, чья?

Француз напряженно вглядывался, стараясь по­нять, затем вдруг улыбнулся и закивал головой.

– Се combat, voyons. Sans rйsultat. C'est un assault prйliminaire. Ce n'est pas une attaque gйnйrale[98].

– Ага, понял, – сказал Удалов, внимательно сле­дивший за губами француза. – Артиллерийский, гово­рит, был бой, без результата. Генерал хотел в атаку идтить, да не вышло.