Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Только старший офицер, лейтенант, не обращал на него внимания, холодно глядя поверх головы, если Удалов попадался ему на глаза. Он не мог позабыть своего купанья в студеных водах Авачинской губы.

Однажды в довольно свежую погоду бриг ходко шел в полветра, кренясь и осыпая брызгами с бака прикорнувших у русленей матросов. Вдруг вахтенный начальник отдал команду, боцман засвистал в дудку, вызывая подвахтенных на палубу. Вахтенные броси­лись к брасам, чтобы уменьшить площадь парусов. С севера заходил шквал с дождем.

При звуках аврала Усов поднял голову. Загорев­шимися глазами глядел он на работу

матросов и так насасывал трубку, что от нее искры летели, как от па­ровоза.

Удалов, Бледных и Попов тоже встрепенулись. Курчавый Жозеф, вылетевший из люка на палубу, на ходу обернулся и крикнул, улыбаясь:

– II faut se rechauffer un peu![99] – и, как-то по­скользнувшись (бриг качнуло на зашумевшей боль­шой волне), он плечом со всего маху стукнулся о вы­сокий борт; лицо его искривилось, но он устоял на ногах и ринулся вверх по вантам, крикнув: – Са va, mon vieux![100]

– Всыпал бы я тебе с дюжину, чтобы не зевал во время аврала! – буркнул Усов.

– Хорошо, да не по-нашему, – сказал Удалов, глядя на работу матросов.

Усов только иронически ухмыльнулся.

В это время у Жозефа, не на шутку зашибшего ру­ку, порывом ветра вырвало угол марселя. Парус, гро­зя разорваться на клочки, гулко захлопал. Капитан, вцепившись в поручни, заорал на матросов, француз­ский боцман кинулся с полубака к мачте, но его опе­редил Удалов, кошкой взлетевший по вантам и побе­жавший по рее. В несколько секунд марсель был усмирен. Усов, не отрывавший глаз от товарища, удов­летворенно крякнул и глянул в сторону мостика – знай, мол, наших, а Удалов, кончив дело, так же лихо спустился на палубу и присел к товарищам как ни в чем не бывало, лишь слегка запыхавшись. Капитан в рупор крикнул что-то французскому боцману, и тот, козырнув, кинулся к пленным.

– Семен, к капитану! – крикнул он Удалову.

– Эх! Небось чарку поднесут! – с завистью ска­зал Попов.

– И стоит того! – оборвал его Усов. – А ты бы вот больше жиры належивал, лежебока!

Капитан поблагодарил Удалова и приказал выдать ему вина.

После недолгой стоянки в Калифорнии бриг пошел зимовать на Сандвичевы острова. Переход длился семнадцать дней. После холодных осенних шквалов в северной части Тихого океана здесь была благодать, но тем не менее и тут бриг поштормовал. Пять дней люди ни разу не ложились сухими, не спали больше двух часов подряд и не имели горячей пищи. Ветер стих внезапно, к вечеру, однако бриг всю ночь мотало на могучей океанской волне. В кубрике было сыро, но люди спали, как сурки, не обращая на это внимания. За день судно вышло из штормовой полосы и, окры­лившись всеми парусами, ходко шло, чуть кренясь под ветер и с шумом разваливая на две волны глад­кую, как жидкое зеленое стекло, воду. Солнце скло­нялось на запад. Высохшие за день паруса порозове­ли, и вдали, над жемчужным простором, встали на не­бе розовые облака. Удалов, стоя у бушприта, смотрел вперед. Жозеф, вахтенный на баке, указал ему на облака:

– La terre! Les les de Sandwich![101]

Поздно ночью раздалась команда, загремела якор­ная цепь, и бриг остановился, как казалось, у самого подножья темной, нависшей над судном горы. Над го­рою дрожали и переливались крупные, яркие звезды. Веяло сладкими, пряными ароматами. С берега доно­сились пение и томный, ноющий звон какого-то

струн­ного инструмента.

– Пахнет, как в церкви: ладаном и горячим вос­ком, – тихо сказал Удалов. – А звезды – как свечи... Хорошо на свете жить, дядя Усов!

Оживившийся и как бы помолодевший, боцман широкими ноздрями перешибленного носа жадно вды­хал в себя ароматы.

– А на берегу, брат, – восхищенно сказал он, – этой самой пальмовой араки пей – не хочу. Ну конеч­но, и джин английский соответствует. Всякой этой фрухты – и не поймешь, откуда она родится. Иная вся, как еж, в иголках, а расколешь – внутри полови­на лед, половина мед. Народ тут – канаки называе­мый. Между прочим, по пояс нагие ходят, а ничего, народ хороший, смирный.

– Не пустют нас на берег, – тоскливым голосом сказал Попов. – Не пустют. А уж тошнехонько на судне!

Опасения его оправдались. Утром, в то время как вахту, к которой приписаны были русские моряки, от­пустили на берег, пленные остались на борту. Стар­ший офицер, желчный и злопамятный человек, заста­вил всех четверых отбивать ржавчину с якорной цепи.

Расположившись в тени поднятого кливера, они неистово стучали молотками.

Днем к бригу подошла шлюпка с береговыми офи­церами. Поднявшись на мостик, офицер объяснил, что прислан с просьбой дать имеющихся на борту военно­пленных для работ на берегу: там, ввиду возможного неожиданного нападения русской эскадры, строится форт и нужны рабочие руки.

– С удовольствием, – отвечал старший офицер, – возьмите их, сделайте одолжение. Я сам не знал, чем их занять на борту, а они народ ненадежный, того и гляди сбегут, предупреждаю вас. Особенно один – Семен, отчаянная голова. Позвать сюда русских! – крикнул он вниз.

Через несколько минут все четверо стояли на па­лубе перед мостиком.

– Вот они, – сказал лейтенант.

– Здоровые ребята, – одобрительно отозвался офицер.

– Пойдете на берег с господином офицером и бу­дете работать на постройке форта! – крикнул им вниз лейтенант. – И чтобы работали на совесть! Построже с ними, – обернулся он к офицеру.

Освоившийся с языком Удалов понял смысл фра­зы, а слова «форт» и «работать» были понятны и остальным. Удалов нахмурился и глянул на това­рищей.

– Не годится дело, – вполголоса сказал он. – Форт строить велят. Ведь это против наших.

Старый боцман сдвинул седые брови.

– Не годится! – подтвердил он. – Так и скажи ему, собаке: мол, крепость строить не хотим.

– Так, ребята? – спросил Удалов.

Бледных молча кивнул головой.

Удалов шагнул вперед и сказал, подняв голову и глядя на мостик:

– Форт работать нет! Не хотим!

– Что?! – изумился лейтенант, оглядываясь на офицера.

– Не хотим! – повторил Удалов и, обернувшись к товарищам, сказал: – Садись, ребята, на палубу, нехай видит, что мы всурьез! – И он сел, по-турецки скрестив ноги.

Остальные последовали его примеру.

– Ах, канальи! – рассвирепел лейтенант. – Взять их сейчас, поставить на ноги!

С десяток матросов кинулись поднимать с палубы пленных. Поднялась возня, раздалось фырканье, доб­родушный сдержанный смех. Смеялись и французы и наши. Поднять русских матросов никак не удавалось. Те, как параличные, подгибали ноги, валились на па­лубу.