Путь к тишине. Часть 2
Шрифт:
— Например, в том, что пытается свести мой интерес в этом деле к постельной интрижке? Спасибо за поддержку, МакЛауд. Я уже узнала, что хотела. Мне пора.
Она направилась к сходням, на прощание смерив Кассандру грозным взглядом.
Та пожала плечами и пошла к лестнице в каюту. МакЛауд, поколебавшись, торопливо спрыгнул на набережную и догнал Кедвин.
— Кедвин, подожди! Нам бы поговорить в другой раз.
Она молча посмотрела на него, потом спросила шепотом:
— Что с тобой, Дункан? Я тебя не узнаю.
— Ничего, — ответил он, попытавшись улыбнуться. — Все мы меняемся. Я был другим и сто, и двести лет назад. Это тебя не беспокоило.
— Не беспокоило. Но прежде ты никогда не был трусом.
Он замер.
Кедвин повернулась и пошла к лестнице. Поднявшись наверх, она посмотрела через перила. Он стоял на том же месте, глядя в сторону реки и подставив лицо налетевшему ветру.
Она коротко вздохнула и пошла к машине. Ответы на свои вопросы она получила — вот только что теперь с ними делать?
========== Глава 27. Каникулы за городом. День первый ==========
…Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis… Агнец Божий, грехи мира принявший, отпусти прегрешения наши…
Заупокойная месса шла своим чередом. Дункан МакЛауд сидел в крайнем ряду, недалеко от входа в церковь. Он пришел последним, постаравшись не привлечь ничьего внимания, и сейчас, прислушиваясь к чистому голосу Лиама Райли, произносящему слова литургии, отстраненно думал о глупом положении, в котором очутился. Разве кого-то из собравшихся здесь Бессмертных он мог назвать своим врагом? Нет. Хотя после последнего разговора с Кедвин в ее отношении к своей персоне он уже не был уверен.
Трус.
Это слово в устах Кедвин — позорное клеймо. Он тогда стоял на набережной, пока не замерз на холодном ветру. Потом вернулся на баржу.
— Ну что, проводил свою даму? — небрежный (снова такой небрежный!) вопрос Кассандры, расположившейся на диване с книгой, вернул его к действительности и внезапно царапнул глухим раздражением.
— Кассандра, почему ты так с ней разговаривала?
— Как? — переспросила она, не отрываясь от чтения. — Я сказала то, что есть. Я же вижу. Она влюбилась в него, только и всего.
— А по-моему, ты ее оскорбила, — с трудом заставляя себя говорить спокойно, возразил он. — И я хочу знать, зачем?
Она подняла голову:
— Дункан, правдой нельзя оскорбить. А если она обиделась, значит, она не так мудра, как тебе казалось.
Он открыл было рот, чтобы возразить, — и промолчал. Ушел на палубу и долго сидел там, старательно отгоняя тревожные мысли.
…Посреди ночи проснулся в холодном поту, не помня, что именно так его напугало, но зная совершенно точно — во сне звучал голос… Он не знал, чей, и не мог разобрать слов, но голос был. И приходил этот голос не извне, а из самой глубины его собственного существа. Оттого, что нельзя было разобрать слов, становилось еще
…Domimi, non sum dignus… Господи, я недостоин милости Твоей…
С тех пор прошло три дня и три долгих ночи. Каждую ночь в его снах звучал голос, вторгаясь в другие видения, иногда развеивая их, иногда делая их еще ярче.
Что с ним происходит?
Вчера позвонила Мишель, сообщила о мессе. Пусть он не был особо знаком с Ричардом Бертоном, но с Грегором они были друзьями. Так что он пришел в церковь и прячется сейчас в тени, надеясь не попасться никому на глаза. Потому только, что все они сейчас сидят в переднем ряду, вместе с человеком, чувств своих к которому МакЛауд так и не мог понять, а тем более объяснить.
Он не хотел встречаться с Митосом. Стоило только представить, как вспыхивают холодным льдом глаза Старика, как кривятся в презрительной усмешке губы… МакЛауд привык не воспринимать всерьез его сарказм и колкости. Лишь теперь понял, как болезненно они могут ранить, если их обладатель не расположен к дружеским шуткам.
Но что сейчас можно изменить?
О религиозных воззрениях Митоса он ничего не знал. Никогда не видел его молящимся, никогда не слышал упоминаний о какой-либо вере…
Зачем Митос пришел сюда? Только ради Мишель? Или по собственным убеждениям?
Если бы знать хоть что-нибудь наверняка! Странное чувство, какое бывает иногда во сне. Ты видишь нечто, пытаешься рассмотреть получше, но оно тут же исчезает или меняется.
Кассандра вообще не пошла сюда. Осталась на барже, всем видом выражая крайнее неодобрение. Это ее личное дело — в конце концов, ее друзей здесь нет. А он вот решил пойти. И сейчас не знал, стоит ли обнаруживать свое присутствие. Он никогда бы не сказал этого вслух, но себя самого можно было не обманывать.
Он боялся встречи с Митосом. Боялся, как никогда прежде. И ничего не мог поделать с этим страхом. Хотя Кассандра и предложила вариант объяснения происходящего, ему, Дункану МакЛауду, легче от этого не стало.
Он никогда всерьез не думал о Митосе как о противнике, и теперь ему было не по себе. Стычка в том подвале оставила у него очень нехорошее ощущение. Очевидно, Митос был утомлен и ошеломлен внезапным нападением, но как быстро он взял себя в руки! Если бы не подвернувшийся ему под ногу обломок кирпича…
Вспоминая их прежние «стычки», МакЛауд как никогда отчетливо понимал — Старик раньше ни разу не дрался с ним в полную силу. Не выказывал всего, на что способен, в дружеских разминках. Да и сейчас. Следовало признать — если дойдет до открытого поединка, шансы будут равные. В лучшем случае. Митос физически не сильнее его, но опытнее, хитрее и коварнее намного…
И хуже всего, что он не чувствует той уверенности в своей правоте, которая необходима для победы. Он вообще не хочет этого конфликта.