Путь на восток
Шрифт:
– Я почти не знаю тебя, но с легкостью обещаю тебе свое сердце.
Он знал этот голос.
– Кайсин? – Лю резко открыл глаза и забарахтался в невесомости.
– …мое сердце принадлежит тебе.
– Птичка? Где ты, Кайсин?
– Я без сомнений дарую тебе свою жизнь.
Лю с трудом выровнялся и начал озираться по сторонам. Но ее нигде не было видно. Всюду царил лишь мрак и черный туман.
– …моя жизнь теперь твоя.
– Кайсин, прошу тебя, отзовись!
Чернота небытия окрасилась в синие цвета. Яркие
– Я не боюсь ошибиться. Моя судьба теперь связана с твоей. Примешь ли ты мой дар?
– Конечно, Кай, я сделаю все, что попросишь! Молю, скажи, где ты?
– …отныне и вовек мы – одно целое.
Огоньки взорвались фейерверками. Птицы превратились в драконов и заполонили все небо до самого горизонта. Кайсин плакала и кричала, а Лю рвал на себе волосы, но не мог найти ее. Она была совсем рядом. Он чувствовал ее тепло, ощущал магнолиевый запах ее кожи. Казалось, стоит протянуть руку, и он сможет ее коснуться. Лю тщетно пытался прорваться сквозь ослепительный свет, загребал воздух руками, рычал и злился. Однако ничего не помогало. Неведомая сила потянула его обратно во тьму, которая теперь полнилась вспышками молний и раскатами грома.
– Мы одно целое, Кай! Я найду тебя!
До слуха вновь донеслась музыка. Она больше не казалась прекрасной, а наоборот, ужасной, отвратительной. Его увлекало все глубже во тьму. Стало невыносимо душно, жарко. На миг он перестал дышать. Ударил гром, и раздался крик.
Ее крик.
– Кайсин!
Лю распахнул глаза и резко сел.
В полумраке виднелся слабый огонек от почти истаявшей свечи. Сквозь тряпицу, что отделяла дом от улицы, доносились шелест листвы и шум ветра. На востоке зачиналась заря, но полный кошмаров мрак еще цеплялся за уходящую ночь. Все это оказалось сном. Наваждением. Бредом.
Или нет?
Лю помотал головой и стер пот со лба. Он был совсем холодным. Жар наконец-то спал, и разум немного прояснился. Лю не мог вспомнить, как вернулся домой. Перед глазами мелькали вереницей спутанные образы пугающих сновидений, и вспомнить хоть одно из них Лю уже не мог. Но шепот Кайсин и ее крики казались настоящими и до сих пор звучали в ушах.
Последнее, что осталось в памяти, – это синее пламя, охватившее небо над площадью. Он видел Кайсин! Слышал ее голос!
Затем все потемнело…
– Малыш? – просипел Лю.
Говорить было больно. Он чувствовал себя опустошенным, слабым. И голодным, словно не ел тысячу лет. Лю не знал, когда притрагивался к еде в последний раз. Кажется, это были те лепешки и рисовое вино, – первая и единственная трапеза, которую он разделил с Кайсин. Сколько бы ни пытался, он не мог вспомнить свою прежнюю жизнь до встречи с ней. Но ту ночь, когда он был счастлив, не забудет никогда.
Ту ночь, когда его прежняя жизнь прервалась навсегда.
– Малыш! – изо всех сил выкрикнул Лю, отчего повалился обратно на солому.
Послышалось копошение и кряхтение, и затем внутрь дома ввалился Жу Пень.
– Братец? Братец, ты очнулся?
– Д-да. Да, Малыш.
Лю попытался встать, но друг подскочил к нему и уложил обратно.
– Прошу тебя, это, не вставай.
Малыш выскочил из дома, но быстро вернулся обратно с котелком в руках. Зачерпнув остатки отвара, он передал чашку Лю и заставил выпить все без остатка. Терпкий травяной вкус приятно охладил тело и прогнал ноющую боль в груди. Даже дышать стало легче. Лю наслаждался каждым вздохом, закрыв глаза. По голове и спине побежали мурашки, и на миг он смог расслабиться, будто и не было никакой раны.
– Спасибо, Жу Пень, – сказал он улыбаясь. – Я чувствую, как мне становится лучше. Что это такое?
Малыш с облегчением вздохнул. Он отставил котелок и пошарил в темноте возле лежанки в поисках своей гуцинь.
– Дык, этот, Ши-Фу притащил сегодня каких-то травок. Буре… тьфу, бурелистник! Он рассказал мне всякие жуткие истории про чары-мары. Он может тебе помочь, Лю! Не знаю как, но, это, может.
– Что еще он сказал? – встрепенулся Лю, но тут же поморщился. Резкие движения все еще причиняли муки.
– Он все расскажет, братец, когда вернется, – Малыш принялся мерить комнатку шагами, без конца заламывая руки и нервно поглядывая по сторонам.
– Вернется? Откуда?
– Какой же ты болван, братец! – голос Жу Пеня был полон отчаяния. – Какой же ты глупый!
– Я не понимаю…
– Зачем ты пошел туда? А? Вот, это, скажи мне, главный ты дурак из дураков! Сбежал? От меня?
– Малыш, я…
– Ши-Фу велел мне приглядывать за тобой, а я уснул. А ты просто взял и сбежал! Даже не сказал ничего! – Жу Пень был в ярости, чего с ним не происходило никогда. – Ты хоть, это, представляешь, как я перепугался? А, братец? Так-тебя-растак! Чудо, что я нашел тебя. На площади случилось что-то ужасное, была битва, всюду бегали эти, ну, стражники! А если бы нас поймали? Ты подумал об этом?
Лю какое-то время неподвижно сидел, силясь осознать услышанное. Затем сжал кулаки и попытался встать. Боль вернулась мгновенно, словно и не уходила никуда. Голова закружилась, но он упорствовал. Пришлось зарычать, чтобы не обращать внимания на растекающееся по груди пламя. Однако Жу Пень не дал ему подняться.
– Ну уж нет.
Здоровяк с легкостью уложил его обратно и накрыл плечи огромными ладонями. В силе с Малышом мало кто мог посоревноваться, а ослабленный Лю с трудом мог двигаться, не то что сопротивляться. Вскоре он перестал бороться и обмяк. Свеча давно погасла. Небо за окном стремительно светлело, но в доме до сих пор царил полумрак, из глубины которого доносились тихие всхлипы. Жу Пень нашел в темноте гуцинь и начал медленно пощипывать струны в надежде обрести спокойствие самому и утешить друга.
– Прости меня, Малыш, – сквозь слезы прошептал Лю.
Жу Пень заговорил спокойным голосом:
– Ну, будет тебе, братец. Это ты прости. Я малость того, вспылил. Но ты сам виноват. Нечего было ходить туда. Незачем тебе было смотреть на эту проклятую свадьбу.
– Что же мне теперь делать… Я больше ее не увижу.
– А что тут поделаешь, братец? Все закончилось, и мы, это, ничего уже не поделаем. Ты жив остался, и это, ну, уже немало. Скоро вот как поправишься…
– Как, Малыш? Как я поправлюсь?