Путь океана: зов глубин
Шрифт:
К горлу Витала подступила знакомая горечь, и он скрестил руки на груди.
— Друзья, полагаю, вам известно, как называется то, что вы сейчас предлагаете, и что бывает за исполнение того, что вы сейчас предлагаете?
Мореходы загалдели «да!», «так точно, капитан!» и «да мы только для того и здесь капитан!».
— … и верно ли то, что выбора вы мне не оставили? — улыбнулся он.
— Никакого, капитан! Нет! Пожалуйста, капитан!
Не сдержавшись, Фаусто выкрикнул:
— Да я нам даже Кодекс написал!
— Ну не кретин ли? — Маркиз мученически закатил
Сердце Витала стучало, как бешеное. Он помолчал и, не сдержав многозначительную улыбку, пожал плечами и тихо сообщил:
— Значит нам нужен план.
23. СЛУЧАЙНОСТЬ
До прибытия на Да-Гуа оставалось не более недели.
Список первейших дел консула Альянса Негоциантов вырос до дюжины страниц убористым почерком. На новом месте вникать придётся быстро и полагаться в этом на легкомысленного Антуана как консул она не могла.
Апатия и праздный образ мыслей в последнее время начинали тяготить Селин. Перестать плакать всё не удавалось. Оставаться наедине с размышлениями и увязать в переживаниях собственного одиночества становилось всё невыносимее.
Мысли о Витале не отпускали. Жгучие, мучительно-горькие, они рвали на части истерзанную душу. Не смея разворачивать их в воспоминания, она не имела возможности избавиться от них вовсе, и жестокий, скомканный, их рой всё жалил, жалил, и отдавался глухой неукротимой болью. Селин уже несколько раз ловила себя на унизительных попытках вернуться к поруганному счастью, когда украдкой вынимала из комода его рубаху, в спешке надетую в день их расставания. От запаха, что хранила прохладная ткань, становилось ещё хуже. Но к этой боли примешивалось и абсурдное удовольствие. Придя в себя, де Круа сминала рубаху, заталкивала обратно в бельё и всё тщилась найти разумные объяснения услышанному о Витале от Марсия.
Что она чувствовала? Что осталось на месте огромного солнца её любви? Вина. За надежду полюбить и стать любимой. За слабость и глупость добычи, бросившейся в лукавые руки охотника… За сомнения, выжигающие её душу… За хрупкость и агонию чувства, что выглядело бессмертным… Каждый день Селин завершался самообличением, и куда бы она ни силилась направить оглушённые болью размышления, новый день продолжался всё тем же безысходным страданием. Словно ритуал.
В попытке разорвать этот порочный круг, становящийся привычным, Селин упрямо перечитывала фолиант Фонтенака и записывала для предстоящих встреч с ответственными лицами и советниками всё новые вопросы. Благо, их возникало огромное множество.
В голове до сих пор и не укладывалось, как на острове уживаются фракции, если на континенте они ведут открытое противостояние. Причем Альянсу Негоциантов дорогого стоило выступать арбитром во избежания худшего из возможного: гражданской войны. Как же вышло, что Да-Гуа оказался пристанищем для преступного мира? Судя по письмам с убористыми докладами, извечный нейтралитет Альянса Негоциантов в отношении каждой из фракций получал всё больше вызовов. Да и тёмная лошадка, Мейлонг, ставил в тупик. Однако целью де Круа стало выбрать безупречную стратегию,
О коренных обитателях острова, его флоре и фауне практически не было никаких сведений. Зато месторождения драгоценных камней и металлов, интересных как Альянсу Негоциантов, так и прочим городам-фракциям, были прорисованы предельно подробно. Для оценки политической ситуации она решилась опираться на эти сведения, ибо де Фонтенак всегда велел искать материальное обеспечение прежде всяких выводов об идейном и правовом курсе.
Часть земель, ближе к середине острова, вовсе не имела никаких отметок. На самых непрокрашенных, а потому неразведанных, местах изображались лишь фантастические чудища, поверх которых Селин вывела пером знак вопроса и задумалась.
Вдоволь насидевшись над картами, она наконец встала и потянулась. Де Круа присела у туалетного столика и, чтобы развеяться, попробовала себя в простеньком вокализе.
Увы.
Как бы ни пыталась, голос пропал.
Воздух входил в гортань и выходил хриплым свистом.
— Не многовато ли потерь для начала, миледи… — грустно пробормотала она и промокнула глаза.
Вдруг в ушах послышался не то легкий звон, не то зыбкое пение, отдалённо напоминающее эхо. Звук доносился словно отовсюду, и как бы ни искала источник, всё было безуспешно.
В дверь каюты постучали, и Селин вздрогнула.
Карин, понурая, как и всегда, доложила, что капитан велит пригласить миледи де Круа на аудиенцию.
Селин застала Марсия развалившимся в кресле у окна капитанской каюты. Он жмурился на солнце, заходящее за горизонт, и являл собою уют и негу.
Скрыть недовольство в голосе она не сочла нужным:
— Доложили, вы меня вызывали, господин надзиратель. Чем могу быть полезна?
Капитан небрежно закинул назад волосы, неспешно подошел и затворил дверь.
— Да, миледи, я хотел поговорить с вами. После недавнего инцидента вы особенно бледны и задумчивы. Я всего лишь простой мореход и не разбираюсь в тонкостях душевной организации дам. Для собственного спокойствия мне следует убедиться, всё ли с вами благополучно…
Селин пристально изучала его лицо. Капитан же, в свою очередь, внимательно смотрел на неё и явно стремился угадать название каждой из нот плохо скрытых претензий.
— Всё в порядке.
— Довольны ли вы питанием? Обслуга не борз… достаточно ли хорошо выполняет свои обязанности?
— У меня нет нареканий ни к вам. Ни к вашему судну. Ни к экипажу, — предельно сухо отчеканила Селин. — Я могу идти, капитан?
— Давайте без формальностей. Называйте меня Марсий…
— Хорошо. Марсий. Я всем довольна. Могу идти?
— Достаточно ли прилежна Карин?
— Скорее меня утомляет её избыточное внимание. — Селин с трудом сдерживала раздражение. Беседа всё больше напоминала допрос, на котором де Круа старались уличить в том, чего она и сама не знала. Капитан же вдруг выдал: