Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918
Шрифт:
Капитан подошел ко мне, ответил на приветствия, мое и моего ординарца, и несколько минут нежно ласкал мою лошадь.
– Великолепная лошадь! – сказал он.
– Вы правы, капитан.
Оглянувшись вокруг, словно опасаясь, что кто-то может нас услышать, он прошептал:
– Мои лошади погибают. Ими никто не занимается. Куда мы идем? Зачем?
Он напоминал мне ребенка, чью куклу выбросили в помойку.
Восстали сто пятьдесят миллионов человек. Тысячи вождей разворачивали перед ними картины светлого будущего. И среди них заблудились люди, подобные капитану…
– Почему мы забыли о своих ежедневных обязанностях? – прошептал он.
Капитан напоминал смертельно больного человека, который, лежа в кровати,
Почувствовав себя у нас в родной стихии, капитан произнес слова, которые говорил на протяжении тридцати лет:
– Молодец, улан!
– Рад стараться! – вытянувшись, ответил мой ординарец.
– Благодарю. Благодарю. Благодарю, – несколько раз повторил капитан, пожимая мне руку.
Он пришел за советом к полковнику, своему старому товарищу.
– Лучше бы они сначала выполняли свои обязанности, а уж потом занимались политикой. Я даже готов выслушать их предложения, но в первую очередь я думаю о своем подразделении и его готовности служить моей стране. Но я больше не могу выполнять эту задачу: мои лошади гибнут.
Его долгие разговоры с полковником неизменно приходили к лошадям. Было невыносимо видеть, как этот пожилой, образованный человек рыдает, словно ребенок. Мы были единственными, кто внимательно выслушивал его жалобы, и при любой возможности он приходил к нам, чтобы отвести душу и окунуться в привычную атмосферу. Многие офицеры следовали его примеру.
Радикалы насторожились, им явно не понравилась сложившаяся ситуация. За нашим полком установили наблюдение. В один из дней поступил приказ, предписывающий каждому полку выбрать представителя для решения вопросов взаимоотношения солдат с офицерами и в качестве представителя полка в Совете солдатских и рабочих депутатов. Большинством голосов уланы выбрали полковника.
Руководство Совета не могло согласиться с нашим выбором, ведь все без исключения офицеры считались врагами народа. Было объявлено о проведении митинга в полку, на котором должны присутствовать только рядовые. Коммунисты полагали, что офицеры оказали давление на уланов. Кроме того, красные загорелись идеей создания воинского подразделения из польских коммунистов, которые, вернувшись в Польшу, начнут распространение радикальных идей. Мой ординарец рассказал мне об этом митинге.
Прежде всего, начало митинга задержалось на полтора часа. Неслыханное в армии событие! Если какое-то мероприятие назначалось, к примеру, на 12 часов 57 минут, то все должны были прибыть именно в 12 часов 57 минут, а не в 12 часов 58 минут. Руководство Совета пришло в ярость. Во-вторых, появилась примерно половина общей численности полка, люди, отправленные за оставшейся частью, вернулись ни с чем. Тогда члены Совета пришли к полковнику и обвинили его в том, что он запугивает своих людей. Грохнув кулаком по столу, полковник заявил, что в десять утра собрал полк и объявил, что митинг состоится в три часа дня. Полк присутствовал в полном составе, и все слышали объявление. Остальное его вообще-то не касается, сказал полковник, это дела Совета, и он не собирается принимать в них участие.
Полковник, положив левую руку на эфес сабли, громким голосом, словно сердитый учитель, отчитывающий провинившихся учеников, бросал в членов Совета рубленые фразы:
– Вы отвечаете за политические мероприятия. Должны уметь обращаться с людьми. Уланы на улице, идите и приведите их. Когда они мне нужны, я так и делаю. И мне это удается, иначе бы я не занимал это место. Все. – Он резко развернулся и вышел из комнаты.
Разгневанные члены Совета вернулись на митинг. Они обрушили на уланов поток бранных слов, которыми так богат революционный словарь.
– Товарищи, ваши офицеры дурачат вас. Ваше равнодушие – результат саботажа этих кровопийц! Вот что это такое! – кричал один из них, брызгая слюной. – Этот ваш полковник связан с белыми
«Рабы», «запуганные», «угрожает» – эти слова были неуместны в разговоре с поляками. Сто пятьдесят лет их заставляли быть рабами. Их ругали за то, что они родились поляками, что говорили и молились на польском языке. Теперь их опять ругали, но уже под знаменами свободы. Это переполнило их чашу терпения. Уланы включились в обмен «любезностями», причем преимущество явно было на их стороне, поскольку их словарный запас складывался на основе знания двух языков, польского и русского.
– Где они только отыскали такие слова, – покачав головой, сказал мой ординарец. – Я даже не решусь их вам повторить.
Русские присягнули Временному правительству. Поляки не стали этого делать. Мы провели собственную церемонию с освящением нового знамени полка – на красном фоне белый орел, государственный герб Польши.
Полковник вел активную просветительскую работу в полку. Он рассказывал солдатам о реальных путях демократии и общественном правосудии. Он словно предвидел, с чем нам придется столкнуться, и уделял огромное внимание содержанию лошадей, наличию боеприпасов и снаряжения. Он даже добился перевода в полк восьмидесяти польских солдат, служивших в артиллерийском полку, и обеспечил их лошадьми из резерва.
В один из дней полковник с несколькими офицерами отправились на верховую прогулку. Летом на раскинувшихся вокруг полях рос клевер, но сейчас они были покрыты снегом. Мы отыскали два огромных стога сена, величиной с трехэтажный дом. Полковник вытащил пучок сена, потер между ладонями, понюхал и даже разжевал пару стеблей.
Прямо на поле он прочел нам короткую лекцию о сене и лошадях. Я пережил войну, революцию, голод, но этот солнечный день остался моим наиболее ярким воспоминанием. Пятеро молодых, здоровых офицеров, сидя верхом, внимательно слушали полковника. Его голос звучал неожиданно мягко. Время от времени рукой, обтянутой перчаткой, он поглаживал усы. Небольшие мешки под добрыми карими глазами. Он блуждал взглядом по нашим лицам, и мы с обожанием ловили его взгляд. С присущим ему обостренным чувством справедливости полковник никого из нас не обделял своим вниманием Никто не чувствовал себя лишним, и это заставляло нас любить полковника больше прежнего. Мы восхищались его эрудицией, оценивали его тонкий юмор. Полковник объяснил нам, насколько важно правильно кормить лошадей. Тимофеевку [14] в лошадином рационе он сравнил с мясом в рационе питания человека, а клевер с овощами.
14
Тимофеевка – растение семейства злаковых. Наибольшее кормовое значение имеет тимофеевка луговая.
Сочные травы, растущие в низинах и на заливных лугах, полковник сравнил с конфетами и предупредил, что как человеку не стоит злоупотреблять сладким, так и лошадям не следует часто давать эту траву.
– Дети любят конфеты, но взрослые ограничивают их в сладостях. А лошади, господа, словно дети. Они с удовольствием едят жирную траву, растущую на заливных лугах. Но она не идет на пользу. Если лошади приходится много работать, ее надо кормить мясом, то есть тимофеевкой и овсом. На отдыхе лошади следует давать больше клевера, то есть овощей. Только нельзя переусердствовать: излишнее количество клевера может вызвать колики и газы. В холодную погоду отдавайте предпочтение овсу. Лошадь вознаградит вас за внимательное отношение. Любите своих лошадей, господа, и они отплатят вам любовью. Если в снежном буране вы потеряли направление, отпустите поводья: лошадь сама найдет дорогу к ближайшей конюшне. Лошадь никогда не даст вам замерзнуть.