Путь
Шрифт:
Александр хорошо знал, что постоянное употребление алкоголя в крупных количествах сказывается на мозге медленно, но верно. У них в ликее, кстати, на медблоке, какое-то время жил мужик-алкоголик, у которого стремительно разрушался гиппокамп, и катастрофически быстро ухудшалась память, соответственно. Когда у бедолаги начались провалы, он, чтобы заполнить их, начал придумывать себе и окружающим истории о собственной жизни. Со временем мужик этот так заврался, что обманул сам себя и полностью ушел в выдуманный им мир. А так как гиппокамп продолжал разрушаться, то и мир его каждый день начинался с чистого листа. Сначала отказала декларативная
Они не знали, а он знал, и это омрачало радость от регулярного принятия алкоголя. Хотя, вроде бы, а что ещё делать в дождливый летний день, как не сидеть с бутылочкой крепкого спиртного за каким-нибудь занятием? Или с друзьями, например? И тут он вспомнил про Юджина. И про ликей.
И про Алису.
Алекс застонал.
Сегодня ночью Александр пришел к выводу, что не может без неё. Это не выдумки, а самая что ни на есть правда. На данный момент единственная правда, за которую он мог ручаться — или он будет с ней, или ему нет смысла жить — вот и всё. Алекс не мог не думать о ней, как не мог не думать о витающей вокруг вони, хоть это, конечно, и не очень удачное сравнение. Постоянное пережёвывание в голове одних и тех же мыслей было похоже на помешательство, поэтому, чтобы не сойти с ума, он усилием воли начинал думать о чем-то другом. Например, о ликее. И о друге Юджине.
Он знал, как работает мозг, понимал, что поясная извилина не может переключиться, если её не переключить, а это значит, что нужно было хоть что-нибудь делать. В любом случае, сидя дома и в одиночку бухая, можно быстренько превратиться в овощ с проросшим в кресло корнем, поэтому пока в голову пришла только одна идея — пойти на работу. Тем более, что был конец июня, и не то что обучение, а даже экзамены уже закончились — на работе учить некого, можно ничего не делать, да ещё и рублы рубить* (получать деньги). С другой стороны, этого добра у него сейчас столько, что можно сидеть дома и бухать очень долго. Так что…
Хотя нет — дома воняло. Поэтому он принял решение и на следующее утро направился в ликей: к Юджину, зарплате и уходу в работу. Что это будет за дело, которое сможет занять его возбужденный ум, Алекс не знал. Только по дороге у него забрезжила идея, и Алекс решил попробовать её осуществить.
**
— …вот так всё и было, — закончил рассказывать Алек Юджу, когда они утром вдвоем сидели в одиночестве в только что открытой ликейской столовой. Он умудрился так совместить правду и вымысел, что все сплелось в итоге в историю о пожилом дядюшке, который жил где-то на краю Ахеи, чуть ли не в избушке.
— Алек, это ты там столько заработал, что мокасины фирменные купил? — не поверил ему старый приятель, разрезая эскалоп тупым ножом и кладя его в рот.
— А я не говорил, что он бедный, — усмехнулся Алек, попивая противный кофе и пряча ноги под стол. — Там такой дяденька, обеспеченный. Раньше руководителем какой-то компании был большой,
— Обещал, говоришь, — все так же скептически жевал деревянный эскалоп Юджин. — А знаешь, что обещанного три года ждут? А на пятый забывают.
— Не! Там четкий мужик. Сказал — сделает! Кстати, Юдж, вот именно об этом я и позвал тебя поговорить с утра пораньше!
— М? — Юджин откусил прямо зубами новую порцию твердого мяса.
— Давай наше исследование продолжим, а?
— Какое исследование? — с набитым ртом произнес Юджин.
— Про восстановление нервных клеток! Помнишь, мы с тобой на последних курсах ликея об этом мечтали? Даже теории какие-то писали. У меня все конспекты остались, если что. Послушай, нам скоро привезут новое оборудование, причем, список закупок, скорее всего, я сам могу составить — вот и напишу, что нам нужно. Давай всё купим и совершим открытие в нейрологии? А? Дружище?
Юджин даже перестал работать челюстями и с удивлением поглядел на Александра. Потом сделал знак — подожди-подожди — и начал усиленно жевать. Алекс с некоторой нервозностью ждал, в нетерпении постукивая ногой по полу. Наконец Юдж прожевал, сглотнул и выдал:
— Дебил?
— Почему?
— Нахрена?
— Что нахрена?
— Нахрена это нужно?
— Ну, мы же с тобой хотели…
— Ты чего несешь, друг мой, Алек?!
— Что такое, ты объясни? Я не понимаю.
— Сколько Хьюбел шел к Нобелевке, вспомни?
— Лет двадцать, не скажу теперь точно, забыл уже.
— Вот! Двадцать! Двадцать долбаных лет долбаной жизни!
— Ну и что?! Зато нобелевка! Или союзка! Зато весь мир будет знать!
— Алек, кто тебя будет знать? Десять таких же, как мы, ботанов из соседнего ликея? Дружок, очнись! Кому они нахрен нужны — эти исследования? Кто Хьюбела знает в этом мире, кроме нас с тобой? Никто! Потому что бренно это всё! — Юджин явно выкладывал то, что у него давно накипело. — Ничего не имеет смысла! Наша жизнь — это капля в море времени. Вопрос в том, как долго по водной глади вечности будут идти круги от того, что мы делаем! В основном, существование огромной массы людей никак не сказывается на поверхности воды. Мы, люди, как пыль — падаем и тонем в океане вечности.
— Ну, братец, загнул. Я мало что понял — если все бренно и временно, то зачем ты, например, тогда живешь?
— Наука — временна, жизнь — мимолетна, а поэзия — вечна!
— Ну тебя в баню, с твоей вечностью и твоими дурацкими стихами! — Алек со звоном поставил почти пустую чашечку кофе на блюдце. — Все мозги мне запутал.
— Что значит, запутал? — неожиданно равнодушно вопросил Юдж.
— Вот ты мне скажи, ты куда идешь? — порывисто ответил вопросом на вопрос Алек.
— Никуда. Сижу, котлету ем.
— Да я не про это. По жизни куда идешь?
Юджин на пару секунд задумался, жуя эскалоп.
— Тоже никуда. Сижу, говорю, ем котлету.
— Вот ты всю жизнь эту котлету и будешь жевать! — в сердцах бросил Алек.
— А ты так нет, — фыркнул невозмутимый Юджин.
— Ты пойми, нужно двигаться куда-то!
— Так я двигаюсь!
— Куда?
— Стихи пишу!
— Это неверный ответ! Я спрашиваю тебя, куда ты идешь, а ты мне отвечаешь, что ты делаешь. Это два разных вопроса, если что! Я тебе задал вопрос… — тоном ментора начал Алекс.