Путь
Шрифт:
В первый день он проинвентаризировал двадцать семь кабинетов, домой пришел без рук и ног и уснул было. Вскоре выяснилась, что его противомоскитка перегорела. А на дворе теплое лето, весь день шел затяжной дождь, к вечеру тучи рассосались, солнышко нехило протопило баньку — стало жарко и влажно. В квартире весь день настежь открыты окна, поэтому налетело столько москитья, что от их писка и укусов уснуть стало решительно невозможно, причем убийство кровососущих тварей ничего не давало, потому как через открытые окна на похороны каждого убитого прилетало с десяток его скорбящих родственников. А после того, как Алекс закрыл окна, стало ещё хуже — навалились
Раньше, говорят, москитов тут не было. Прилетели они с севера, из Сибири, после того, как на территории тайги и тундры поднялась среднегодовая температура, оттаяло множество болотцев, и открылись нескончаемые залежи природного метана. Вроде живи теперь, осваивай природные запасы, да радуйся. Однако откуда-то взялись москиты. Оказывается, их личинки научились выживать мягкой зимой на дне болот, в иле или грунте. Вскоре их стало так много, что порой возникали вспышки малярии. Штаммы, бывало, менялись по три раза за сезон. Лекарства не успевали разрабатывать, поэтому почти все здания были оборудованы антимоскиткой, иначе никак…
Саша аж вздрогнул от страха, когда вспомнил, как в детстве переболел малярией. До сих пор в его памяти было живо то утро, когда он проснулся из-за ощущения, что ему до смерти холодно, аж до мурашек. Его дико колотило. Мальчик еле встал, нашёл в шкафу ещё одно одеяло, с трудом накрылся им и попытался уснуть. Но не смог, потому что вскоре он, по-видимому, быстро начал отогреваться, и со временем ему стало ужасно жарко — так, что даже башка начала трещать. Сашка скинул с себя оба одеяла, потом пижаму, потом его стало тошнить от жары. Раскрасневшись, он долгое время тихонько стонал: «Пить, пить, пить». Но дома никого не было — на третий месяц его переезда в дом к отцу, тот уехал на заработки.
Сначала Сашкины щёки разрумянились, потом зарделись, а затем и запылали, во рту пересохло до безумия, и одновременно он начал потеть, потеть, просто истекать влагой. Жажда переполняла, высасывая из него последние соки. В голове стали возникать какие-то образы, он, то впадал в полубессознательное состояние, то снова выныривал в реальность, пытаясь что-то кому-то сказать. Единственное, что Сашка запомнил, так это то, как боролся с собой, уговаривая не умирать. Просто невероятным напряжением воли он просил, требовал и умолял себя не умирать. Потом температура спала. Откуда-то появились силы доползти до кухни, попить воды, ещё и ещё, пока не напился, наверное, на день вперёд, и только затем в изнеможении, без сил упасть на кухонный диванчик. Это был страшный день. Сашка сильно испугался тогда.
А через три дня испугался снова, ещё сильнее, потому что приступ повторился. И тогда, сразу после его окончания, он пришёл сначала в себя, а затем и в больницу — маленький одиннадцатилетний мальчик, месяц назад переехавший из жаркой горной Греции в прохладный климат Ахеи.
Он как сейчас помнил те ощущения, когда впервые переступил порог госпиталя и увидел сотни ярких ламп, сиявших в мягкой бело-зелёной цветовой гамме интерьера огромного здания с ярко-красным крестом снаружи. Он был поражён. Впечатлён. Может быть, тогда он и решил стать доктором?
**
На следующее утро Алекс притопал на работу
— А ты попробуй, проживи без навара, — разводя руки, говорила она. — Даже трубочист на руку нечист, как говорится. Там прихватишь, тут продашь — так, глядишь, на тушь, да на помаду насобираешь.
— Малака ты, на какую помаду? — ругался он тогда. — Нам новый электроскоп не могут купить, а ты себе на новую мебель уже наприхватывала.
Наташка смеялась и лезла ему в трусы.
Да-а-а, Наташка. Сколько лет они вместе были? Почти два года. И что значит, были? Спали вместе, это точно. Пили вместе — частенько. Любили ли друг друга? Не понятно. Как понять, что такое любовь, если она у всех разная? Вот и выходит, что…
С этими мыслями Алекс вытащил из кармана ключ-вездеход от всех дверей, воткнул в замочную скважину, повернул, открыл дверь, привычным движением включил свет и увидел, как прямо перед ним, на широком столе с зеленым сукном, сорокапятилетний усатый проректор по учебной части, по прозвищу Тараканыч, стоя со спущенными штанами, жарил лежавшую на спине, широко раскинувшую ноги, тридцатипятилетнюю заведующую хозяйственной части, Наташку. Парочка сначала зажмурилась от света, потом разожмурилась, повернулась и в упор поглядела на Александра. Тот не нашел ничего другого, как сглотнуть и заявить:
— Я тоже рад вас видеть, коллеги!
И вышел в коридор.
Он закрыл дверь, сделал пару шагов и остолбенело остановился. Нет, он не ревновал её. Нет, не обижался — понятно, что пару месяцев без мужского тепла для женщины её темперамента трудно перенести. Нет, он не хотел бы, чтобы у них что-то продолжалось или началось снова. Нет, он больше не испытывал к ней чувств. Но, гамота тебя за ногу, два года же вместе были! Неужели нельзя было по-человечески расстаться, а? Настроение его рухнуло. Нет, не от Наташки, а от того, что она усилила и усугубила негативную волну, созданную неприступной и такой далёкой Алисой.
**
Наташка, конечно, потом его нашла, они о чем-то поговорили, он сказал, что точно — нет, теперь никаких отношений быть не может в принципе, ни за что, и это он ей говорит совершенно верно и откровенно! Затем сходил на перекур с Юджином, пообедал в столовой, поковырялся в носу, в общем, не в этом суть — главное, что весь день ощущение полнейшего одиночества всё сильнее наполняло его. В душе расползалась какая-то невыразимая тоска, какая бывает в минуты возвращения на нелюбимую работу на следующий день после райского отпуска. Хотелось… да ничего не хотелось, оставалось лишь терпеливо переходить из аудитории в аудиторию, заполняя акт описи инвентарными номерами.
К вечеру он узнал, что Юджин свалил пораньше и даже не зашёл за ним. От этого настроение в конце дня стало такое паршивое, будто в душу нагадили драные кошки. Поэтому, после окончания работы, Алекс не стал спешить домой — он неторопливо завершил все дела, выключил свет в аудитории, вышел из здания и неспешно побрёл домой пешком напрямик, не сворачивая к остановке. Последний электробус проехал мимо него и притормозил было, но Алекс махнул водителю рукой, покачал головой, и тот двинулся дальше.