Путешествие Чандры
Шрифт:
– Я слышал об этом, – кивнул Сома, ничуть не смутившись. – Но почему вы, ракшасы, так делаете? Вам не хватает иной пищи? Может, ты всё-таки попробуешь этой еды – её моя мама готовила, она не может быть невкусной!
– Разве что немного, – поддалась на его уговоры ракшаси и действительно попробовала немного масла и кусочек лепёшки. Много съесть она не смогла – пища казалась ей странной, как будто бы она ела песок. Но, к её изумлению, голод немного отпустил.
Сома сам доел и масло, и лепёшку, а затем залез к оторопевшей ракшаси на колени
– Тётя Датака, спой мне песенку!
– Не знаю я никаких песенок, – пробормотала людоедка, не зная, что делать в такой ситуации. Сома явно не походил на обычных детей, и весу в нём было, судя по ощущениям, не больше чем в цыплёнке.
– Тогда я научу тебя! Слушай внимательно, это песня моей мамы!
И Сома запел простую, но очень нежную песенку про то, что и у кошек, и собак, и тигров, и коров – у всех живых существ есть дети, у коровы – телёнок, у козы – козлёнок, и так далее. А у мамы есть её сыночек, и он и телёнок, и козлёнок, и ягнёнок – самый хороший ребёнок для мамы.
– Всё-таки, скажи, Сома, отчего ты не боишься меня, не плачешь, оказавшись в пещере людоедов так далеко от дома? – спросила ракшаси, трогая упругую щёчку малыша.
– Не знаю, я вообще никогда ничего не боюсь и не плачу никогда, – пожал плечами Сома, и, в свою очередь, нежно дотронулся до лица чудовища. – И даже не знаю, что это такое. Мама объясняла много раз, и папа тоже, но я всё равно не понимаю. Может, узнаю, когда подрасту, так папа говорит.
– Удивительно, – пробормотала разомлевшая от детских прикосновений Датака. – Какое же ты счастливое существо – не знаешь ни горя, ни печали, никаких неприятных чувств.
Тут вдруг она заплакала, роняя крупные слёзы.
– Такие же, как и у людей, солёные, – сообщил Сома, попробовав слёзы ракшаси на вкус. – Почему ты плачешь, тётя? Тебе грустно, мама говорит, люди плачут, когда им грустно, или радостно – мама говорит, что когда радость очень большая, люди тоже плачут?
– Грустно, Сома, – вздохнула людоедка. – Грустно от того, что я должна тебя съесть, вместе с твоими тонкими косточками.
– Ну, раз должна, то ешь, – великодушно предложил мальчик, улыбаясь. – Папа говорит, что долг – дхарму – надо всегда выполнять. Если такова твоя дхарма – тогда ешь меня, тётя Датака. Но почему тебе грустно? Мама говорит, что выполнение дхармы веселит сердце.
– Как ты не понимаешь, Сома: я тебя съем, и больше никогда не увижу, и мама тебя не увидит, и отец, со всеми братьями разом. Ты никогда не вырастешь, не женишься, не будешь качать на коленях такого же голубоглазого сына… – тут ракшаси совсем разрыдалась.
– Тогда не ешь, – всё так же улыбаясь, Сома вытирал слёзы чудовищу. – Вообще почему у тебя такая дхарма странная – есть людей? Ты же не тигр и не крокодил – у них нет речи и рассудка, а у тебя – есть. Те, кто наделён речью и рассудком, не должны есть других живых существ – так мама говорит.
– Но ракшасы едят мясо, самое сладкое – мясо людей, так… такая у нас традиция.
–
– Но это… это же невозможно, – пробормотала вконец запутавшаяся ракшаси. – Смотри, какие у меня когти, клыки, я давно ем мясо животных и людей, ничего другого не знаю…
– Давай ты пойдёшь со мной, мои мама и папа обязательно тебя всему научат, – Сома оглянулся и нашёл в пещере грубую каменную чашку. Он быстро взял её и снова залез на колени к чудовищу. – Выпей это, оно поможет тебе решиться выйти из этого тёмного и скучного места.
– Что это? – подозрительно спросила ракшаси, принюхиваясь. – И откуда оно здесь?
– Это сома-раса, раса – значит, сок блаженства, – пояснил мальчик и ласково погладил людоедку по спутанным волосам. – Ты выпьешь, тебе станет хорошо, и ты соединишься с людьми. А появляется сома сама, когда я захочу, – такое благословение у меня.
– Мм… вкусно, – решила ракшаси, отпивая напиток. – Может, твои родители закидают меня камнями или будут жечь огнём – но мне сейчас это неважно, давай пойдём к ним и посмотрим, что выйдет.
– Всё будет хорошо, они добрые, увидишь, – пообещал Сома и вприпрыжку пустился от пещеры, указывая Датаке путь.
Тем временем Анасуйя готовила еду, но поминутно вскакивала, выбегала за ограду ашрама, звала сына, и всё валилось у неё из рук. Наконец и Атри вышел из своей медитации и вместе со старшими сыновьями, серьёзными юношами-отшельниками, собрался уже было идти в лес и искать Сому, как вся семья замерла при виде подходящей к их ашраму ужасной ракшаси. Она слегка пошатывалась, словно подвыпившая, а впереди радостно бежал их сынишка.
– Мама, мамочка! – Сома бросился в объятья Анасуйи, которая без слов крепко прижала к себе сына. – Мамочка, я собирал для тебя в лесу цветы и встретил тётю Датаку! Она не хочет больше быть ракшаси, а хочет перенять человеческие обычаи! Мама, а вот твои цветы!
И Сома нежно вставил в волосы матери несколько красивых цветков.
– Гостям и ученикам всегда рады в этом ашраме, – произнёс наконец риши Атри, внимательно изучая потупившуюся ракшаси. – Если вы готовы оставить свои обычаи ракшасов и войти в человеческое общество, то мы будем рады помочь вам в этом.
– Я хочу попробовать, – Датака, казалось, не знала, куда девать свои уродливые руки с когтями. – Но вы-то почему не боитесь? Люди всегда гонят ракшасов, камнями и палками, и убивают разными способами. Вы считаете нашу природу греховной, а мы едим ваш скот и детей, и даже взрослых людей… Как же может так быть, чтобы ракшас оставил свои обычаи и научился людским?
– Никто не обречён жить во грехе, обладая разумом и речью, – покачал головой Атри. – Да, некоторым труднее идти путём добродетели, но Всевышний милосерд, и всюду простирает свою любовь и дарит надежду. Переступи порог, дочь Датака, мы рады тебе.