Путешествие по Советской Армении
Шрифт:
Переселяя вниз горных жителей, советская власть в Армении неустанно поднимает экономику самого Апарана. Здесь в 1941 году были поставлены две первые микрогэс, по 12 лошадиных сил каждая. Непременно надо обойти Верхний Апаран — посмотреть его знаменитые родники, несущие из-под камней драгоценную чистую воду с Арагаца. Возле них заболочено, — это место рождения речки Касах, той самой речки, которая потребовала возле Аштарака замечательного старинного моста с большими пролетами. Прямо над истоком Касаха, на скале, стоит прямоугольная древняя базилика IV века с маленькой двустворчатой дверью, украшенной растительным орнаментом и фигурами двух барашков. В Верхнем Апаране и строят, и ведут археологические раскопки, и перевыполняют план по главной отрасли местного хозяйства — скотоводству. Построили только за последние годы четыре новые школы, много каменных домов для крестьян, кое-где еще зарывшихся в норы своих древних землянок. В 15 километрах отсюда копают карьеры прекрасного мрамора, на полянах вокруг сажают «лорх», которым славится весь район, капусту. В ущелье на реке,
На памяти апаранцев нет в прошлом своих «знатных» людей. Подумав напряженно, отвечают вам, что отсюда родом гусан Ашхуж («Резвый») и ученый «вардапет» Беник. Зато десятками назовут они вам людей, трудом и делами которых гордятся сейчас.
Дальше, за Верхним Апараном, шоссе взвивается вверх к Спитакскому перевалу.
Так медленно в широких просторах плывут горы по обе стороны шоссе, перемещаясь едва заметно для глаза, что быстрота вашего собственного движения перестает восприниматься. Начинается холод — настоящий, до озноба. Вдруг впереди в яркой синеве неба нечто неправдоподобное, фантастическое: выскочили фигуры огромных коней разного цвета — рыжие, красные, черные, белые. Кони стоят на пьедесталах в виде крендельков: скачущие ноги, передние и задние, подогнуты друг к другу восьмерками; головы крепко взнузданы и упираются подбородками в грудь; хвосты, взвиваясь, закругляют, как скобки, эти странные статуи, полные напряжения и силы. Но автомобиль заворачивает за угол, видение исчезает. Вы въехали в новое село.
На первый взгляд оно походит на все апаранские села: те же плоскокрышие дома, пирамиды кизяка. Но от апаранских сел его отличают странные украшения на домах. В их глинобитные и каменные стены вделаны мозаичные рисунки из более светлого, чаще всего розового, туфа: кружки, розетки, стрелки, шарики, квадраты; все это друг возле друга, без всякой симметрии, как попало.
В этом месте двадцать лет назад еще существовало меновое хозяйство. Кооператив помещался на складе зерна, вместо кассы там стояли весы, вместо кассира «деньги» принимал весовщик, а сами эти «деньги» приносились сюда в мешках, потому что роль денег исполнял ячмень.
Странная деревня, куда вы попали, зовется Кандахсаз. Ее обитатели — древнейший осколок курдского племени, курды-езиды. Когда я заехала сюда первый раз, был еще жив высокий старик, с больным глазом, в пестрой чалме из разноцветных шелковых платков — шейх, глава курдского рода. Он ходил за нами по всей деревне, а потом пригласил к себе в гости. Жилье шейха, такое же земляное и темное, было обширней, чем у простых сельчан; в коридоре стоял необычный предмет — деревянный стол, а на столе стул, навряд ли употребляемый, потому что тогда в армянских деревнях люди еще сидели на земляном полу, на коврах, на низеньких лавках вдоль стен и употребления стульев почти не знали. Шейх водил нас, видимо, сильно стесняясь своей «роскоши», а потом вывел из жилья другим ходом, и мы очутились среди тех самых странных ярких коней, которые поразили читателя при въезде в деревню, — на старом курдском кладбище.
По старинному, уже исчезающему обычаю курды хоронили своих покойников, ставя над мужскими могилами каменные изваяния оседланных, ярко раскрашенных коней, а над могилами женщин — простые плиты с изображением люльки. Это и придает старым их кладбищам фантастический и в то же время своеобразно художественный вид. Памятники постепенно стираются, осыпаются от времени, краски с них сходят и гаснут, часть памятников уже свалилась вниз, в траву, и лежит с отбитыми головами и хвостами, а все кладбище в целом за двадцать лет, что я не видела его, сильно уже разрушено. И это жаль, потому что наивное и сильное искусство курдов-езидов стоит того, чтоб его внимательно изучили и охраняли.
Сами курды могли бы сейчас это сделать. За четверть века все у них здесь преобразилось. Советская национальная политика показывает свои результаты с особенной, убедительной силой на этом маленьком племени. За короткое время курды-езиды из кочевников превратились в оседлых колхозников; у них выросла и своя собственная интеллигенция, и своя филология, и свои культурные учреждения, и своя печать. Шрифта у курдов не было, — в Иране и Турции они пользуются арабским. В Армении же Академия наук составила для них алфавит из русских букв. У курдов есть своя классическая литература, свой эпос [150] . Два члена Союза советских писателей Армении — Джаури Аджиэ Джынды [151] и погибший в 1946 году во время аварии в Тбилиси Везир Джаббарович Надиров [152] — одновременно и научные работники: один — Института истории и литературы, другой был прикреплен к Ереванскому государственному университету.
150
Классические произведения курдской литературы: 1) «Факие Тайра», XIV век; 2) «Ахмедие Хани», XIV век («Маме и Зане», «Нубар»); 3) «Дивана Молан Джизири» («Диван моллы Ахмеда Джизири»); Нали — разные стихотворения.
О богатейшем эпосе я уже упомянула, когда писала о работе Института литературы в Ереване.
151
Джаури Аджиэ Джынды —
152
Везир Джаббарович Надиров (1911–1946) — родился в Вединском районе Армении, член ВКП(б) с 1940 года; в 1918 году бежал от дашнаков в Турцию, где учился в Ване. В 1925 году вернулся в Армению. Кончил Азербайджанское педагогическое училище в Нахичевани, потом в Ереване — русский и армянский педагогические институты. Был преподавателем курдского педагогического техникума в Ереване, два года старшим политруком в советских воинских частях, находившихся в Иране. Надиров — писатель, создатель курдского театра. Написал пьесу «Бегство женщины», идущую в курдском театре в районном центре Алагез, ряд поэм и пьес. Писал диссертацию на тему «Курдский текст XIII века и его сравнение с персидским». Погиб во время аварии в Тбилиси.
В Ереване ежегодно обучаются десятки будущих учителей-курдов. В глубокое прошлое отходят старые обычаи: многоженство, древние культовые обряды. За время Отечественной войны в самых далеких горных деревушках часто появлялся плотный и бывалый, отлично говоривший и по-русски, и по-армянски, и по-азербайджански Везир Надиров, чтоб прочитать горячую лекцию. Он писал патриотические стихи, создал поэму «Надо и Гюлизар», где герой и героиня сперва идут на фронт, потом, попав в окружение, делаются партизанами, — словом, во всем: в облике, направлении работы, внимании к национальному прошлому, глубокой современности, этот советский человек, культурный курд, олицетворял собою великий принцип развития культуры, «национальной по форме, социалистической по содержанию». В дни полуторастолетнего юбилея Пушкина, торжественно отпразднованного в каждом уголке нашего Союза, множество вечеров и лекций, посвященных Пушкину, устраивалось в курдских колхозах, а школьники-курды звонко читали стихи Пушкина на курдском языке; к юбилею выпущен был том избранных произведений великого русского поэта, переведенных на курдский язык и изданных в Ереване.
Дальше за Кандахсазом еще одна курдская деревушка — Памб, и начинается подъем бесчисленными зигзагами на Спитакский перевал. Его сейчас минуют, чтобы воспользоваться другим, более удобным и коротким перевалом. Но с высоты обеих перевальных точек вы заглядываете в тот же новый мир, бездну долины, уже полной влаги. Издалека предчувствуются сырость и другой растительный мир, надвигается неуловимое изменение пейзажа. За собой вы оставили одну Армению — классический мир камня и нагорий, азиатскую чистоту сухого воздуха, создающую непрерывную игру теней, неисчислимых в своих цветных оттенках; перед собой вы видите уже другую Армению — более тяжелый, влажный воздух, меньшая прозрачность неба, хвойный лес, лесное ущелье. Любопытный пещерный город в пути, с базальтовыми столбами, потом сады, тополя, сосны, каменные дома, но уже другой, новой кладки. Здесь вместо плоских армянских крыш встают перед вами треугольные, крытые черепицей.
Кировакан — третий по величине и промышленному значению город в Армении — возникает впереди, окруженный мягкими округлыми очертаниями гор, покрытых густым хвойным лесом. Город краснеет черепицами. Он сейчас усиленно озеленяется, на его улицах весной 1951 года высажено 50 тысяч саженцев хвойных и лиственных пород, а в течение всего года — свыше 150 тысяч деревьев. Этот центр химической промышленности Армении — один из живописнейших городов республики. Дома его похожи на дачи, — с кружевными балконами, выступающими над первым этажом. Это не только город-завод, но и город-курорт, прекрасное место для отдыха и лечения.
ВОСХОЖДЕНИЕ НА АРАГАЦ
Свирепый «бутон земли»
Выходя на улицу, жители Еревана видят по одну сторону горизонта снежный двуглавый Арарат, а по другую его сторону, почти напротив Арарата, — снеговые массивы Алагеза, или, по-армянски, Арагаца [153] .
Арарат — скульптурен, одинок, формально закончен; Арагац — разбросан, многоголов, живописен, заслоняет горизонт своеобразной горной кущей, целой рощицей вершинок и склонов. Тянет туда приезжего, особенно в жаркий день, когда белый сахар вулкана рассыпается на жгуче-синем, горячем небе. Но не так-то много жителей Еревана побывало на его вершине, — ведь даже сейчас, когда на Арагац ведет хорошая дорога, путешествие это не очень легко, особенно до полного таяния снегов.
153
Для туристов, желающих ознакомиться с восхождением на Арагац (Алагез), выпущена Государственным издательством Армении обстоятельная книжка: Э. Коркотян, Арагац (гора Алагез), Оптэ, Ереван, 1936.