Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
вечер напекли хлеба, еще раз просолили большие куски верблюжатины,
полученные нами от кочевников за розданные благословения, и не было человека
счастливее меня, когда на другое утро я вместе с Хаджи Билалом взобрался в
кеджеве и в этом скрипучем сооружении медленно выехал из Этрека, покачиваясь
в такт волнообразному шагу верблюда. Для безопасности Кульхан счел нужным
проводить нас, так как, хотя мы насчитывали 15-20 человек, вооруженных
фитильными ружьями, разбойники могли
пре-восходящими силами, и в таком случае присутствие Кульхана оказалось бы
очень полезным, потому что он был духовным руководителем большей части
этрекских бандитов и они слепо повиновались ему. Я совсем забыл сказать, что
наш Кульхан был знаменит не только как седобородый среди каракчи, но и как
*[70] *суфи (аскет). Это звание он отразил на своей печати и немало гордился
им. Зачинщик многих гнусных преступлений, Кульхан являл собою яркий образец
бесстыдного лицемера, когда он, сидя среди своих учеников, чьи жестокие руки
успели уже разрушить счастье многих семей, излагал им предписания
ритуального омовения или правила короткого подстригания усов. И учитель, и
ученики казались одинаково воодушевлен-ными, и многие из этих разбойников,
сознавая свою набожность, мечтали о сладких наградах рая.
В обход болот, образованных разливами Этрека, наш путь шел то на
северо-запад, то на северо-восток в основном по песчаной равнине, где
виднелись отдельные юрты. На краю ее стояло около 150 юрт туркменского
племени кем. Мне рас-сказывали, что это племя в незапамятные времена
отделилось от туркмен-йомутов, к которым оно, собственно говоря, и
при-надлежит, и поселилось на краю пустыни. Из-за сильной приверженности
этих туркмен к воровству все остальные относятся к ним враждебно и ведут с
ними войну, так что число их не возрастает. Вблизи их стана мы встретили
нескольких человек, отбившихся от нашего каравана; они не осмеливались идти
дальше без нас. По всей вероятности, туркмены напали бы на нас, если бы не
увидели во главе нашего каравана Кульхана, это всесильное пугало.
Проехав с четверть часа на север от лагеря, мы переправились через
узкий рукав Этрека, вода которого была уже очень солона на вкус, - признак
того, что вскоре он совсем пересохнет. На противоположном берегу, вплоть до
второго, еще более узкого рукава, солончаковая почва сменилась раскинувшимся
почти на целый час езды великолепным лугом, густо поросшим волошским
укропом. Переход через узкий, похожий на ров ручей из-за глинистых берегов
был очень затруднителен, несколько верб-людов со всем грузом упали в воду.
Хотя ручей был мелкий, тюки намокли и стали намного тяжелее,
большим трудом взобрались на возвышающийся по другую сторону холм, который
назывался Делили-Бурун. В общей сложности с раннего утра до двух часов
пополудни мы проехали всего четыре мили; несмотря на это, было решено
сделать здесь стоянку, потому что встреча с керванбаши должна была произойти
только завтра в полдень на другом берегу Этрека.
С упомянутого мною холма, представляющего собой своего рода предгорье
длинной, но невысокой горной цепи, прости-рающейся к юго-востоку,
открывается широкий и очень краси-вый вид. На западе, подобно синему облаку,
виднеется Каспий-ское море, можно различить и персидские горы, но особенно
интересен вид лежащей к югу необозримой равнины, где местами рассыпаны
группы кибиток, напоминающие холмики возле кротовых нор. Виден почти весь
Этрек с рекою, а места, где она широко разливается, издали предстают взору
как ряд озер. Так как мы были вблизи стана кем, Кульхан, намеревавшийся
*[71] *остаться с нами этой ночью, посоветовал нам быть крайне осторожными;
к вечеру мы расставили повсюду караульных, которые, сменяя друг друга, до
самого утра следили за всяким передвижением вокруг нас.
Поскольку я слышал, что эта станция - форпост Великой пустыни, я
употребил послеобеденное время, пока мои товарищи спали, для написания
нескольких писем, чтобы отправить их с туркменами, которые сопровождали
караван и отсюда воз-вращались домой. Кроме маленьких кусочков бумаги для
заметок, тщательно спрятанных в моей бухарской одежде, у меня еще было два
листка чистой бумаги в Коране, который я носил в небольшом мешочке, на них я
и написал два письма: од-но - Хайдар-эфенди в Тегеран, а другое - Ханджану,
с просьбой отправить первое. (По возвращении я нашел в турецком посольстве
это письмо, уведомлявшее моих друзей о начале путешествия через пустыню, а
также другие, которые я отправлял из Гёмюштепе. Добрый Ханджан со всем
усердием позаботился об их доставке.) Каково было у меня на душе, когда я
вспоминал о Тегеране, ближайшем и все-таки таком далеком островке
европейской жизни, легко можно себе представить, если подумать об опасности,
грозившей мне у кочевников, догадайся они только о моем инкогнито, и если
учесть те первые впе-чатления, которые остались у меня от пятинедельного
пребы-вания среди туркмен, главные земли которых мне теперь предстояло
посетить.
На следующее утро нам понадобилось всего четыре часа, чтобы добраться