Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
ишана Эйюба. После трехдневного пребывания в городе я взял, наконец,
инициативу в свои руки и спросил о нем. "Как, - удивленно сказал ишан, - ты
знал Халмурада? (Мир ему и долгих лет нам!) На его долю выпало счастье
умереть в Мекке, а так как он был моим закадычным другом, я взял его детей в
свой дом, и вот тот малыш (он указал на мальчика) - его сын". Я дал мальчику
целую нитку стеклянных бус, сказал три фатихи за упокой души умершего,
(Когда я вернулся в Тегеран,
поверенным в делах Порты при персидском дворе, рассказал мне, что за месяц
до моего прибытия здесь был проездом один мулла из Меймене, чьи приметы
полностью соответствовали моему якобы пребывавшему in aeternitate^117 мулле,
и тот говорил в посольстве обо мне как о своем бывшем ученике, с которым
занимался джагатайским языком. Таким образом, Халмурад не умер, просто
судьбе было угодно, чтобы мы не встретились.) и мой вполне обоснованный
страх пропал.
* [184] *Теперь я стал ходить повсюду с большей свободой и вскоре на
углу улицы открыл свою лавочку, товар в которой, к моему великому сожалению,
начал иссякать, потому что я ничем не мог ее пополнить. "Хаджи Решид, -
сказал мне один из моих спутников, - ты уже съел половину своих ножей,
иголок и бус, скоро ты съешь другую половину и осла в придачу, что же тогда
будет?" Он был прав, однако что я мог поделать? Меня беспокои-ло будущее,
особенно приближающаяся зима, потому что до персидской границы было еще
далеко, а все попытки увеличить кассу кончались неудачей. Впрочем, я находил
утешение в своем собственном опыте: дервиш, хаджи, нищий никогда не уйдет с
пустыми руками из дома узбека, я мог повсюду надеяться на кусок хлеба и на
фрукты, кое-где могли дать и старую одежду, а этого вполне хватило бы для
продолжения путешествия. Чита-тель хорошо понимает, что мне пришлось
страдать и страдать очень много, но тяготы мне облегчали привычка и надежда
возвратиться в Европу. Я сладко спал под открытым небом на голой земле и
считал себя счастливым уже потому, что не надо было больше постоянно бояться
разоблачения и мученической смерти, потому что нигде больше не сомневались в
том, что я - хаджи.
Все ханство Меймене в населенной своей части - 18 миль в ширину, 20
миль в длину. Кроме столицы в нем десять деревень и иных населенных пунктов,
из которых самые значительные - Кайсар, Кафиркале, Альмар и Ходжакенду.
Жителей, подразде-ляемых на оседлых и кочевников, насчитывают до ста тысяч,
по национальности это большей частью узбеки из племен мин, ачмайли и дас,
которые могут выставить 6-8 тысяч всадников на хороших конях
вооруженных, отличающихся, как уже упоминалось, необыкновенной храбростью.
Нынешнего власти-теля Меймене зовут Хусейн-хан, это сын Хукумет-хана,
которого его родной брат, дядя теперешнего правителя, здравствующий и
поныне, приказал сбросить со стен цитадели, для того чтобы, по его
собственным словам, поставить во главе всех дел более способного сына. Но
так как Хусейн-хан был еще недееспособен, нетрудно разгадать побудительные
причины этого гнусного убийства; хотя Мирза Якуб (так зовут любезного
дядюшку) играет роль везира, все знают, что Хусейн-хан - всего лишь ширма.
Впрочем, молодого властителя в Меймене любят больше, чем его дядюшку.
Даже у нас его назвали бы человеком приятной наружности, а в глазах узбеков
он настоящий Адонис. Поддан-ные хвалят его за добросердечность и забывают о
жестоком законе, согласно которому вместо телесного наказания или *[185]
*денежного штрафа хан может любого из них отправить в Бухару на невольничий
рынок. Ханы Меймене взяли за правило каждый месяц препровождать некоторое
число таких несчастных в Бу-хару, и здесь это никому не кажется странным,
потому что таков древний обычай.
Город Меймене расположен в горах и становится виден только тогда, когда
ехать до него остается не более четверти часа. Он крайне грязен, дурно
построен и состоит из 1500 глиняных хижин, трех глиняных мечетей, двух
кирпичных медре-се и базара, тоже построенного из кирпичей и готового
вот-вот развалиться. Жители-узбеки, но наряду с ними есть таджики, гератцы,
до 50 семей евреев, несколько индийцев и афганцев. Все они пользуются равной
свободой, и их нимало не беспокоят религиозные и национальные различия. Что
касается Меймене как крепости, то ни в простых городских стенах и рвах, ни в
цитадели, находящейся в западной части города, мне не удалось увидеть ту
исполинскую твердыню, которая смогла противостоять обученной по английскому
образцу афганской артиллерии и всей мощи Дост Мухаммад-хана. Земляные
горо-дские стены имеют в высоту 12 футов, в ширину - 5 футов, ров неширокий
и не особенно глубокий, цитадель, правда, стоит на одиноко возвышающемся
высоком и крутом холме, но побли-зости есть другие, более высокие горы, и с
них одна батарея в течение нескольких часов может превратить ее в груду
разва-лин. Поэтому весьма вероятно, что прославленная сила Меймене
заключается не в его стенах и рвах, а скорее в храбрости его защитников. В