Путешествие тигра
Шрифт:
Он пододвинул еще один шезлонг и разлегся рядом со мной, закинув руки за голову.
– Как долго ты собираешься это продолжать, Келси?
– Понятия не имею, о чем ты.
– Неужели? Я видел, как ты сегодня испытывала Кишана. Ты не чувствуешь к нему ничего похожего на то, что чувствуешь ко мне. И сама не чувствуешь рядом с ним того, что со мной.
– Ошибаешься! Наша любовь прекрасна, как небеса!
– «Любовь небес делает человека небожителем» [26] .
26
Филип
– Вот именно, у нас небесная любовь!
– Я совсем не это имел в виду.
– А я так интерпретировала!
– Прекрасно. В таком случае у тебя не будет проблем с интерпретацией следующих слов: «О, как весна любви напоминает апрельский день, изменчивый полет! Едва блеснуло солнце золотое, на небе туча темная встает» [27] .
– Не надо винить тучу в том, что ты сделал своими руками, Рен. Я предупреждала тебя о последствиях, а ты сказал… Постой, дай-ка я тоже процитирую: «Мне не потребуется второй шанс. Я больше никогда не стану тебя добиваться». Разве это не твои слова?
27
Шекспир У. Два веронца. Пер. В. Левика и М. Морозова.
Он поморщился.
– Были мои. Но…
– Никаких «но», Рен! Сказанного не воротишь. Как и прошлого.
– Келси, я сделал это ради тебя. Не потому, что это было нужно мне, а лишь для того, чтобы спасти тебя.
– Ну и что? Я все понимаю, но что сделано, то сделано. Я не собираюсь обижать Кишана только потому, что ты, видите ли, передумал! Нет, Рен, тебе, как и мне, придется иметь дело с последствиями своего выбора!
Он встал и присел на корточки возле моего шезлонга. Взял меня за руку, переплел свои пальцы с моими.
– Ты кое-что забыла, йадала. Любовь – это не последствия. И не выбор. Более того, она не справедливость. Любовь – это жажда, она нужна душе так же, как вода телу. Любовь – это драгоценная влага, которая не только смягчает пересохшее горло, но оживляет самого человека. Она делает его храбрецом и великаном, она вселяет в сердце простого смертного мужество сражаться с драконами ради женщины, которая об этом попросит. Отними у меня влагу любви, и я рассыплюсь в прах. Отнять ее у того, кто умирает от жажды, и отдать другому – значит проявить жестокость, на которую я никогда не считал тебя способной.
Я возмущенно фыркнула, он вздохнул.
– «Ты для меня – приятное мученье», Келси.
– Кто это сказал?
– Что именно? Первую часть – я, вторую – Эмерсон.
– Ясно. Ну, продолжай. Кажется, ты рассказывал о том, как у тебя оживают разные части тела?
Он сощурился:
– Ты надо мной смеешься?
– Тебе не кажется, что ты ударился в мелодраму? – Я изобразила пальцами щепотку. – Самую чуточку?
– Может быть. Возможно, это от того, что я трус. Шекспир не зря писал, что «Трус умирает много раз до смерти, а храбрый смерть один лишь раз вкушает» [28] .
28
Шекспир У. Юлий Цезарь. Пер. М. Зенкевича.
– И как это делает трусом тебя?
– Так,
– Ах, вот как? Значит, ты дурак, а не трус.
Он нахмурился.
– Возможно, я и тот, и другой. – Он долго всматривался в мое лицо, потом тихо спросил: – Неужели я просил невозможного, когда взял с тебя слово подождать меня? Верить в меня? Ведь ты обещала мне, Келси. Разве ты не знала, как я тебя люблю?
Я отвела глаза.
А Рен продолжал:
– Я умирал каждый день в разлуке с тобой.
Я поспешила загнать подальше чувство вины и призвала на помощь гордость:
– Тебе повезло, что у кошек девять жизней. У меня, к сожалению, всего одна жизнь и одно сердце, а им столько играли, что я удивляюсь, как оно еще бьется!
– Может, стоит перестать предлагать свое сердце каждому встречному? – сухо посоветовал Рен.
– Я не влюбляюсь в первых встречных, что бы ты ни думал, мистер Гипербола! – Я ударила его в грудь. – По крайней мере, не кручу романы с полуголыми красавцами с искусственными прелестями! Да, кстати, это ты дал мне отставку, а не я тебе! Это ты во всем виноват, вот и расхлебывай!
– Скажем так, я не ожидал, что ты тут же закрутишь с кем-то другим. Мне казалось, что на таком небольшом корабле ты не сможешь развернуться в полную силу. Но нет, оставьте Келси на пять минут одну, и к ней тут же выстроится очередь. Все мужчины на борту участвуют в конкурсе, верно?
Я с ненавистью посмотрела на него:
– Ты сам сказал, что мы с Кишаном…
Он сердито взъерошил свои волосы:
– Я знаю, что я сказал! Тогда мне казалось, что так будет правильно. Но даже тогда какая-то часть меня верила, что ты этого не сделаешь. Я не думал, что смогу уговорить тебя полюбить другого. Я совершил ошибку. Огромную ошибку. Но теперь мы квиты, Келси. Ты бросила меня и нарушила слово, которое дала. Я бросил тебя. Может, спишем взаимные долги? Перевернем страницу и забудем?
– Нет, не забудем. И не перевернем. Потому что это уже не только наше дело. Теперь в него вовлечен еще один человек.
– Келси, да в наше дело всегда вовлечен кто-то еще! Я только и делаю, что восстанавливаю наши отношения, спасаю нас от разрыва и, скажу без ложной скромности, поднаторел в искусстве вырывать тебя из объятий других мужчин. Сколько их было? Десять? Двадцать?
– Опять преувеличиваешь.
Рен потерял терпение:
– Возможно. Но знаешь что? С меня довольно. Все, хватит. Прекрасно, просто прекрасно. Замечательно. Резвись, продолжай в том же духе, собирай вокруг себя хоровод фанатов, а я все время буду рядом, чтобы расшвыривать их.
Слеза скатилась по моей щеке, несколько секунд я молчала, потом тихо заговорила:
– Рен, ты меня бросил. Ты сам толкнул меня в объятия другого мужчины. Неужели ты думал, что сможешь просто щелкнуть пальцами и я прибегу к тебе, как собачонка? Что я смогу бездумно разбить сердце Кишану и не раскаиваться в этом?
– Я знаю, что своим поступком причинил тебе боль, заставил страдать нас обоих, и прекрасно понимаю, что это причинит боль Кишану. Будь я храбрее, я бы оставил все как есть, но я не могу. Ты спросила, почему я называю себя трусом. Я трус, потому что не хочу отказаться от тебя. Не желаю даже думать об этом. Так что смирись и ты, ибо я не перестану добиваться тебя. Я готов к новой битве за твое сердце, йадала. Даже если в этой битве мне придется сражаться против тебя.