Путешествия Христофора Колумба
Шрифт:
Однажды на корабль залетел жаворонок (golondrina), и немного спустя [небо] стало покрываться тучами и начались ливни. Адмирал предположил, что подобное изменение [погоды] могло произойти только потому, что где-то вблизи есть земля. И поэтому он приказал убрать некоторые паруса, а всем, отбывающим вахту, быть в ночную пору особенно бдительными.
[ОТКРЫТИЕ МАЛЫХ АНТИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ И ПУЭРТО-РИКО]
В воскресенье, 3 ноября, когда рассвело, вся флотилия увидела землю. И так велика была всеобщая радость, как будто перед моряками разверзлись небеса; земля эта была островом, который адмирал назвал Доминикой, потому что открыл он ее в воскресный день.
Затем справа от Доминики замечен был еще один остров, и показались во множестве и другие острова {*} . Все возблагодарили Бога и пропели «Salve Regina», затем… [31] стал доноситься с берега аромат цветов, которым все восхищались. Люди на кораблях видели бесчисленное множество зеленых попугаев, которые летали стаями, как дрозды в определенное время года, и, как обычно, попугаи оглашали воздух громкими криками.
Полагали, что от Гомеры до Доминики за 21 день пройдено было 750 лиг или лишь немногим больше {*} .
Казалось, что на восточном берегу Доминики не было удобной гавани, и поэтому адмирал направился к другому острову, второму по счету, которому он дал имя Мари-Галанте, потому что так назывался корабль, на котором он плыл {*} . Адмирал высадился на берег и от имени королей Леона и Кастилии принял эти земли в формальное владение, скрепив акт подписью нотариуса {*} .
Адмирал отправился оттуда на следующий день, в понедельник, и увидел другой большой остров, которому дал имя Гвадалупе {*} . Корабли подошли к его берегам и, после того как была найдена удобная бухта, стали в ней на якорь.
Затем адмирал приказал отправить несколько лодок к берегу, чтобы осмотреть селеньице, которое виднелось неподалеку. Но моряки не нашли в нем никого, потому что все его обитатели бежали в лес, заметив корабли. Здесь впервые были встречены большие, словно петухи, попугаи, которые зовутся «гуакамайя». Они многоцветные (de muchos colores), но большей частью красные, реже голубые и белые. В одном из домов нашли доску с корабля, и все дивились ей и не могли представить себе, как она попала сюда. Ее занесли на этот остров течения с Канарских островов или с того берега Эспаньолы, у которого адмирал потерял свой корабль в первом плавании.
Во вторник, в пятый день ноября, адмирал приказал направить к берегу две лодки, чтобы попытаться захватить на острове местных жителей и выведать у них что возможно об этой земле и о людях, ее населяющих, и о том, как далеко она находится от Эспаньолы.
Адмиралу привели двух юношей, и они дали ему знаками понять, что живут не на этом острове, а на другом, который называется Борикен (Boriquen) {*} . Всеми способами, какие только возможны (руками, глазами и жестами, выражающими душевную горечь), они убеждали адмирала, что этот остров населен карибами (caribes), которые взяли их в плен и привезли с Борикена, чтобы, по своему обычаю, их съесть.
Вернулись
К лодкам, которые позже были посланы за водой, эти же женщины прибежали снова, и все они умоляли христиан, чтобы их доставили на корабли. Юноша сказал, что к югу от этого острова есть много других островов и большая земля, и каждый из этих островов назвал по имени. Адмирал спросил их, объясняясь знаками, где лежит остров Эспаньола… Они указали в ту сторону, где заходит солнце, и хотя адмирал знал по карте своего первого открытия, как пройти к Эспаньоле прямым путем, он с удовольствием выслушал их, желая знать, где находится их родная сторона.
Он хотел было уже поднять паруса, но ему сообщили, что веедор [инспектор] Диего Маркес, который был капитаном одного из кораблей флотилии, без разрешения высадился с восемью людьми, причем вел себя весьма вызывающе. И, отправившись перед рассветом, эти люди до сих пор не вернулись еще на корабли. Адмирал разгневался, и не без причины, и отправил отряд людей на поиски Диего Маркеса.
Однако, пробродив целый день, люди, высланные на поиски, никого не обнаружили в густой чаще лесов.
Адмирал решил обождать отставших в течение всего дня, опасаясь, что они могут заблудиться. Кроме того, если бы он и оставил им каравеллу, люди эти все равно не смогли бы добраться до Эспаньолы.
Адмирал снова направил на берег несколько отрядов с барабанами, надеясь, что их бой услышат люди Диего Маркеса, и приказал стрелять из эспингард. Но, затратив на поиски весь день и не обнаружив заблудившихся, они возвратились на корабли.
Для адмирала каждый час был годом, и поэтому он, хотя и с великой печалью, все же готов был оставить этих людей. Но так поступить он не пожелал, чтобы не покинуть их беззащитными, опасаясь, что всех их могут убить индейцы или на них обрушится какая-нибудь другая беда. Кроме того, он не хотел подвергать риску корабль, который должен был поджидать их в том случае, если бы люди эти остались здесь.
Адмирал приказал, чтобы все корабли пополнили запасы воды и дров, и разрешил морякам, которые желали прогуляться на берегу и постирать платье, отправиться на остров. Он решил направить Алонсо де Охеду {*} , капитана одного из кораблей, с отрядом в сорок человек на поиски и велел Охеде по пути примечать все, что только имеется на этой земле.
Охеда сообщил адмиралу, что он нашел благовонную смолу, камедь, ладан, воск, алоэ, сандаловое дерево и другие ароматические травы и деревья. Спутники Охеды говорили, что они видели соколов, а ястребов, голубей, гусей, соловьев, цапель и галок было много повсеместно. Встретили они также куропаток и заверяли, что им пришлось, пройдя всего лишь шесть лиг, пересечь 26 рек, и во многих вода доходила до пояса… В конце концов и Охеде не удалось найти Диего Маркеса и его людей. А вернулись люди Диего Маркеса в пятницу, 8 ноября, и поднялись на корабль. Они сказали, что заблудились в больших и густых лесах и зарослях и не смогли найти дорогу к бухте. Адмирал приказал заключить Диего Маркеса под стражу и наказать его спутников.
Адмирал высадился на берег, желая осмотреть расположенные неподалеку дома, в которых найдено было много хлопковой пряжи и сырца и прялки нового вида.
В домах были подвешены человеческие головы и корзинки с людскими костями, а сами постройки были лучше, чем те, которые он видел во время первого путешествия. В домах было больше необходимой утвари и пищи.
В воскресенье, в десятый день ноября, адмирал приказал поднять якоря и поставить паруса и вдоль берега острова Гваделупа отправился на северо-запад на поиски Эспаньолы. И он дошел до очень высокого острова, который назван был им Монтсеррат {*} , так как очертания его были похожи на контуры утесов этой горной цепи.
И с берегов Монтсеррата он увидел красивый остров с обрывистыми берегами, и так круто они спускались к морю, что казалось, будто подняться на них можно лишь с помощью лестниц или веревок, заброшенных сверху. Он назвал этот остров Санта-Мария-ла-Редонда (Св. Мария Круглая), а другому острову близ него дал он имя Санта-Мария-Антигуа (Св. Мария Древняя), и берега этого острова в длину тянулись на 15 или 20 лиг.
Оттуда можно было разглядеть на севере много других островов, очень высоких и поросших густым лесом. Близ берегов одного из них, названного Сен-Мартен, адмирал бросил якорь. Когда же якорь поднимали, на одной из его лап нашли, как показалось морякам, куски кораллов.
В четверг, 14 ноября, адмирал бросил якорь у другого острова, которому он дал имя Санта-Крус (Святой Крест). Он приказал своим людям высадиться на берег и попытаться захватить языка из числа местных жителей.
Взяты были четыре женщины и два ребенка, а на обратном пути лодка встретилась с каноэ, в котором сидели четверо индейцев и одна индианка. Видя, что убежать им не удастся, они стали сопротивляться, причем индианка дралась наравне с мужчинами. Они стреляли из луков и ранили двух христиан, и женщина с такой силой пустила свою стрелу, что она насквозь пробила щит. Тогда христиане стремительно кинулись к каноэ, опрокинули его и схватили индейцев; один из них, плавая и не выпуская из рук лука, метал из него стрелы почти с такой же силой, как если бы он находился на земле. У одного из них был отрублен детородный орган (instrumento generativo), и христиане решили, что это сделали карибы, желая раскормить его, как каплуна, и потом съесть.
Следуя от этого острова к Эспаньоле, адмирал встретил бесконечное множество островов, расположенных на близком расстоянии друг к другу. Наибольший из них он назвал Санта-Урсула, а всем им вместе дал имя «Одиннадцать тысяч дев». Оттуда он пришел к другому большому острову, который был назван им Сан-Хуан-Баптиста. Выше мы говорили, что индейцы называют один из островов Борикен, и именно этот остров получил имя Сан-Хуан-Баптиста. В одной из бухт на его западном берегу, где вся флотилия занималась рыбной ловлей и где было выловлено много разных сельдей-бешенок (sabalos) и большое количество бычков (lizas), группа христиан высадилась и направилась к домам, сооруженным с большим искусством, хотя все они были из соломы и дерева. Эти дома выходили на площадь, откуда к морю шла гладкая дорога, которая содержалась в хорошем состоянии и была подобна улице. Вдоль нее тянулись тростниковые плетни, сверху украшенные зеленью, как это делается в лимонных и апельсиновых садах Валенсии и Барселоны. У самого моря стоял прочный высокий и крепкий помост, на котором могло поместиться 10–12 человек. Это, должно быть, было место игрищ сеньора всего острова или данной части его.
Адмирал же говорит, что ему не удалось повидать здесь местных жителей. Вероятно, все они сбежали, как только увидели корабли.
[СОБЫТИЯ НА ЭСПАНЬОЛЕ]В пятницу, 22 ноября, адмирал дошел до первой земли острова Эспаньола {*} , расположенной в северной стороне на расстоянии 15 лиг от острова Сан-Хуан. Оттуда он послал одного индейца (из числа тех, которых вез с собой из Кастилии), поручив ему внушить всем индейцам страны (а страна эта была провинция Самана) чувство приязни к христианам и поведать им о величии королей Кастилии и знатных диковинках кастильских королевств.
Индеец этот вызвался исполнить поручение адмирала с большой охотой. Но затем никаких вестей о нем адмирал не имел. Видимо, этот посланец погиб.
Адмирал проследовал дальше своим путем, и когда он дошел до мыса, которому в первом плавании дал имя «мыс Ангела», навстречу кораблям вышли индейцы на каноэ с съестными припасами и другими вещами, желая вступить в меновой торг с христианами.
Направившись к горе Христа, адмирал послал к берегу лодку, имея в виду осмотреть устье реки, замеченной с кораблей. Здесь найдено было два мертвых тела. То были, как показалось людям адмирала, трупы старца и юноши. У старика горло было стянуто веревкой кастильской выделки, а руки и ноги были привязаны к бревну, имевшему форму креста. Но нельзя было установить, были ли мертвецы христиане или индейцы. У адмирала явилось подозрение, что все 38 христиан, или часть их, были убиты здесь.
Во вторник, 26 ноября, адмирал отправил в разные стороны гонцов, чтобы получить сведения о людях, оставленных в крепости [Навидад]. Приходили во множестве индейцы. Они вступали с христианами в беседы и держали себя свободно и без опаски, не проявляя ни малейшего страха. Приобретая куртки или рубахи, они называли эти предметы по-кастильски, давая понять, что им известно, как зовутся эти вещи на языке христиан. И эти слова и поведение индейцев несколько успокоили адмирала, и он пришел к заключению, что оставленные в крепости люди не были убиты индейцами.
В среду, 27 ноября, он вошел в бухту Навидад и бросил в ней якорь.
Около полуночи прибыло одно каноэ, переполненное индейцами. Каноэ подплыло к адмиральскому кораблю, и люди, которые сидели в нем, вызвали адмирала, громко повторяя по-кастильски его титул. Индейцев пригласили подняться на борт корабля, но все они оставались в каноэ до тех пор, пока сам адмирал не вышел на палубу. Тогда двое из них вступили на корабль и с великими церемониями передали адмиралу от имени короля Гуаканагари несколько золотых масок.
Адмирал спросил их о христианах, так как страдал, не зная ничего о судьбе оставленных здесь людей; индейцы ответили ему, что некоторые из христиан умерли от болезней, другие же отправились со своими женами (и при этом со многими женами) в глубь страны.
Адмирал понял, и понял ясно, что все христиане были перебиты, но на этот раз скрыл свои опасения и отпустил индейцев, дав им бронзовые чашки (их было у него всегда много в запасе) и другие безделушки, желая задобрить Гуаканагари. Этим же индейцам в ту же ночь он вручил и иные вещи, и полученные подарки чрезвычайно обрадовали их.
В четверг, 28 ноября, вечером, адмирал со всем своим флотом вошел внутрь бухты Навидад и обнаружил, что селение целиком сожжено. Вблизи в течение всего дня индейцы не появлялись.
На следующий день утром адмирал вышел на берег и был весьма опечален и удручен, видя, что крепость сожжена и нет здесь тех, которых он оставил в этом месте. Найдены были некоторые вещи, принадлежащие христианам, – обломки разбитых сундуков, куски материи и покрывал, которые зовутся арамбель и которыми христиане застилают столы. Не приметив ни одного человека, у которого можно было бы спросить что-либо о христианах, адмирал взял несколько лодок и направился вверх по течению реки, впадавшей в море поблизости. Он распорядился очистить колодец, расположенный близ крепости, желая узнать, не спрятали ли в нем христиане золото. Но в колодце этом ничего не было найдено.
На берегах реки адмирал также не встретил никого, кто мог бы ему сообщить о судьбе оставленных в крепости людей. Однако обнаружены были здесь следы – лоскутья одежды христиан.
Неподалеку от крепости найдено было семь или восемь зарытых в землю тел, и тут же поблизости обнаружено было еще три трупа. Судя по тому, что мертвецы были одеты, следовало признать их христианами. Погибли же они, видимо, с месяц назад или немногим больше.
Следуя далее в поисках следов и примет, которые дали бы возможность узнать о том, что произошло здесь, адмирал встретил брата короля Гуаканагари, которого сопровождало несколько индейцев; индейцы эти немного понимали наш язык и по именам называли всех оставленных в крепости христиан. С помощью индейцев, привезенных из Кастилии, они рассказали адмиралу о бедах, которые постигли этих христиан.
Они сообщили, что, как только адмирал покинул крепость, среди христиан начались раздоры, которые привели к дракам и поножовщине. Каждый из них стремился захватить как можно больше жен и приобрести побольше золота, и отделялись они друг от друга.
Перо Гутьерес и Эсковедо убили некоего Хакоме, а затем с другими десятью христианами, взяв с собой жен, ушли в земли одного сеньора, имя которого было Каонабо {*} . Сеньор же этот владел золотыми рудниками. Каонабо убил всех этих людей, а было их 10 или 14.
Далее, сказали индейцы, спустя много дней явился Каонабо в крепость в сопровождении большого войска. В то время оставались в Навидаде только Диего де Арана, капитан, и пятеро христиан, которые пожелали с ним вместе охранять крепость. Все же остальные рассеялись по острову, Каонабо напал на крепость ночью, поджег ее стены и дома, где жили христиане. Но, убегая от индейцев, все они погибли. Король Гуаканагари, желая защитить христиан, вышел на бой с Каонабо и был тяжело ранен. От раны он не излечился до сих пор.
Рассказ этот совпал с сообщениями, которые принесли другие христиане, посланные адмиралом в иные места, чтобы дознаться о судьбе 39 оставленных в крепости людей. Эти христиане дошли до главного селения Гуаканагари и там узнали, что король болен и страдает от ран, нанесенных ему в битве с Каонабо. По этой причине Гуаканагари отказался встретиться с адмиралом и дать ему отчет во всем, что произошло после того, как адмирал отправился в Кастилию.
Гуаканагари сообщил, что христиане погибли потому, что, как только адмирал покинул их, они стали ссориться между собой. У них возникли нелады, и эти люди принялись отбирать жен у мужей, и каждый из них отправлялся добывать золото сам и только для себя. Группа бискайцев соединилась против всех остальных христиан, а затем все они рассеялись по стране и там за свои провинности и дурные поступки были убиты.
Гуаканагари через посетивших его христиан просил адмирала прийти к нему. Он заявил, что не может выйти из своего дома из-за уже упомянутого недуга.
Адмирал отправился к Гуаканагари. Последний с печальной миной рассказал адмиралу все, о чем уже сообщалось выше, показывая при этом свои раны и раны его людей, полученные при защите крепости. И было несомненно, что эти раны нанесены им были индейским оружием, камнями, кидаемыми из пращей, и дротиками с наконечниками из рыбьих костей.
По окончании беседы Гуаканагари подарил адмиралу четки из 800 мелких камней, высоко ценимых индейцами (они называют эти камни «сиба»), и другие, золотые, четки, в которых было 100 бусинок, золотой венец и три тыквинки, называемые здесь «ибуэра», наполненные золотыми зернами. Золота же в этих тыквинках было более чем на 4 марки, то есть на 200 золотых кастельяно или песо.
Адмирал дал Гуаканагари много всевозможных кастильских изделий: стеклянные четки, ножи, ножницы, иглы, погремушки, булавки, зеркальца. Все эти подарки стоили не более четырех-пяти реалов, но Гуаканагари казалось, что он стал теперь очень богатым.
Гуаканагари пожелал сопровождать адмирала до того места, где был разбит у христиан лагерь. В честь Гуаканагари устроено было большое празднество. Король восхищен был при виде лошадей, и его привело в изумление искусство верховой езды.
Адмирал узнал, что один из оставленных в крепости людей поносил в присутствии индейцев и самого Гуаканагари святую веру.
Адмирал считал необходимым наставить в вере Гуаканагари; он заставил Гуаканагари надеть на шею серебряный образок Богоматери, каковой тот раньше не желал принимать.
Далее адмирал говорит, что отец Буйль {*} и все прочие желали захватить Гуаканагари в полон. Но адмирал не хотел поступать таким образом, считая, что, поскольку христиане, оставленные в крепости, уже мертвы,
И кроме того, адмирал полагал, что Гуаканагари, как это водится и в христианских странах, связан родственными узами с другими индейскими королями, которые будут оскорблены пленением своего родича. А между тем короли Кастилии немало понесли издержек, направив сюда людей для заселения земель, а война, в случае если она разразится, помешает основать в этой стране город. А главное, захват Гауканагари чрезвычайно воспрепятствовал бы распространению христианской веры и обращению в нее индейцев, тогда как именно в этом заключалась суть предприятия, ради которого короли послали сюда людей.
Если же все то, что говорил Гуаканагари, оказалось бы правдой, взятие его в плен явилось бы величайшей несправедливостью и внушило бы индейцам чувство ненависти и злобы к христианам, а сам адмирал слыл бы тогда в глазах местных жителей неблагодарным человеком, отплатившим злом за радушный прием, который Гуаканагари оказал ему в первом путешествии, и за выступление этого короля в защиту христиан, предпринятое им с риском для жизни, как о том свидетельствовали его раны.
И наконец, необходимо было, по мнению адмирала, сперва заселить землю, только тогда, когда это свершилось бы и сооружение крепости было бы закончено, явилась бы возможность наказать виновных в случае, если правда откроется.
Адмирал, видя, что в провинции Марьен земли низкие и нет в ней строительного камня и других материалов для возведения зданий, решил отправиться в поисках места, подходящего для основания поселения, далее вдоль берега на восток, хотя в этой округе воды были хороши и гавани удобны.
Приняв это решение, он вышел в путь со всем своим флотом в субботу, 7 декабря, из бухты Навидад и в тот же вечер стал на якорь у группы островов, расположенных близ горы Христа {*} .
На следующий день, в воскресенье, адмирал поднялся на гору и с ее высоты обозревал земли, желая выбрать место для основания поселения. Но он намеревался отправиться отсюда к Серебряной горе, так как полагал, что эта область находится неподалеку от провинции Сибао. А судя по тому, что он узнал во время первого путешествия, в тех местах расположены были богатые золотые рудники, а самую провинцию Сибао он считал страной Сипанго.
Ветры с тех пор, как он вышел из бухты горы Христа, были противные, и в течение многих дней пришлось трудиться в поте лица, причем вся флотилия ввергнута была в печаль и смуту. Люди и лошади устали чрезвычайно. По этой причине адмирал не мог выйти из бухты Благодати. При этом он находился всего лишь в пяти или шести лигах от Серебряной бухты (сам адмирал полагал, что находится от нее на расстоянии 11 лиг). Бухта эта, по словам адмирала, исключительная (singularissima), и он поселился бы на ее берегах, если бы знал, что в нее впадает достаточно значительная река или что на берегах ее имеются источники и есть хорошие земли. В конце концов адмирал вынужден был возвратиться назад – туда, где на расстоянии трех лиг от этой бухты в море впадала большая река и имелась хорошая, хотя и открытая северо-западным ветрам, бухта. Там, у одного индейского селения, решил он высадиться на берег.
Он обнаружил выше по течению реки прелестнейшую долину и нашел, что воды этой реки легко можно отвести в оросительные каналы, которые в будущем могли быть проведены на территории поселения, и использовать для водяной мельницы и для различных приспособлений, необходимых при строительстве зданий.
Взвесив все это, адмирал решил «во имя Святой Троицы» основать здесь поселение. И приказал он тотчас же высадиться на берег всем людям, а они были очень утомлены и измучены (точно так же, как и лошади), и выгрузить снаряжение и все прочие вещи.
Все выгруженное на берег он распорядился перенести на площадку, которая находилась близ скалы, вполне пригодной для постройки на ее склонах крепости. На этом месте он приступил к строительству селения или поселка (pueblo o \'villa), первого на землях Индии; и пожелал он, чтобы это селение названо было Изабеллой, в честь королевы доньи Изабеллы, а ее адмирал особенно чтил и желал угодить ей и услужить, как никому в целом свете {*} .
После того как заложен был городок, адмирал премного возблагодарил Бога за удобное для поселения место, которое нашел в этой округе.
Все постройки возводились с величайшей быстротой, и прежде всего адмирал приложил немало стараний, чтобы соорудить склад для снаряжения и различных припасов флотилии, церковь и госпиталь, а также укрепленный дом для него самого.
И было сделано все, что только оказалось возможным. Адмирал, распределяя участки для постройки (solares), наметил места улиц и площади и отвел места для заселения именитым особам, распорядившись, чтобы каждый строил дома так, как лучше ему покажется. Общественные здания строились из камня, прочие же – из дерева и соломы и из иных материалов, сообразно возможностям.
Подобно многим своим спутникам, адмирал не избежал недуга, свалившего его в постель.
В то время как адмирал вел работы по постройке города Изабеллы (при этом он старался не терять времени и не расходовать впустую материалы), он получил некоторые новые сведения о землях острова и, в частности, о своем вожделенном Сипанго (Сибао). Эти сведения принесли ему индейцы, что жили поблизости от этих мест. И адмирал решил отправить туда разведчиков (descubridores), которые дознались бы, где имеется то, к чему так настойчиво стремились все, то есть золотые рудники, и для этой цели он выбрал Алонсо де Охеду.
Пока Охеда выполнял это поручение, адмирал намеревался отправить, не теряя времени, корабли в Кастилию. Для отправки намечены были 12 кораблей; 5 кораблей – два крупных судна и три каравеллы – решено было оставить. Эти корабли адмирал выбрал из всей флотилии в 17 судов для различных нужд, которые могли бы иметь место в будущем, а также для совершения новых открытий, о чем ниже будет сказано.
Спустя немного дней Алонсо де Охеда возвратился и представил адмиралу отчет. Охеда отмечал, что в течение первых двух дней пути он испытывал немало трудностей, продвигаясь через безлюдную местность. Но, спустившись к берегам одной бухты, он нашел там много селений, которые встречались ему на каждом шагу. Сеньоры этих селений и местные жители встречали [пришельцев] как ангелов; индейцы выходили им навстречу, предоставляли помещения и угощали так, словно пришельцы были их братьями. Охеда продолжал свой путь и через пять-шесть дней прибыл в провинцию Сибао. Местные жители, которые встречались на берегах окрестных бухт, и индейцы, которых Охеда использовал в качестве проводников, в присутствии Охеды и христиан отобрали многочисленные пробы золота, достаточные, чтобы удостовериться и убедиться в том, что здесь есть много этого металла.
Новость эта обрадовала всех, но особое удовольствие она доставила адмиралу. Он решил после отправки кораблей в Кастилию выйти в поход на осмотр упомянутой провинции Сибао, чтобы все люди увидели своими глазами [золото]. В этом случае они могли бы, подобно святому Фоме, уверовать и воочию убедиться во всем.
Составив подробный отчет для католических королей о стране, и о том состоянии, в котором она находилась, и о месте, избранном для поселения, приготовив для отправки в Кастилию пробы золота, данные Гуаканагари и Охедой, и поставив королей в известность обо всем, что он считал необходимым, адмирал отправил 12 кораблей. Капитаном флотилии он назначил Антонио де Торреса {*} , брата кормилицы (aya) принца дона Хуана, и ему он вручил золото и депеши (despachos). Корабли пустились в обратный путь 2 февраля 1494 года.
Некоторые утверждали, будто адмирал отправил в Кастилию с этой флотилией одного капитана по имени Горвалан. Но это неверно, и все изложенное в таком виде, как о том выше говорилось, соответствует тексту письма, отправленного адмиралом королям: письмо это, писанное его рукой, я видел, и оно находится в моем распоряжении.
Когда корабли отплыли в Испанию, адмирал решил отправиться на осмотр страны; состояние здоровья его к тому времени улучшилось. Особенно желал он посетить провинцию Сибао.
В те дни, когда он был болен, некоторые недовольные люди, занятые на работах [в Изабелле], задумали похитить или захватить силой пять кораблей или часть из них, желая возвратиться в Испанию. Говорят, что подстрекал их Берналь де Писа {*} , альгвасил королевского двора, которому короли оказали милость, назначив его контадором острова [Эспаньола].
Ввиду этого адмирал, стремясь к тому, чтобы мятеж не разразился, арестовал Берналя де Пису и приказал заключить его на одном из кораблей, чтобы затем отправить в Кастилию на суд. Всех прочих [мятежников] он велел наказать. В связи с этим он приказал с четырех кораблей перенести все снаряжение, артиллерию (artilleria) и необходимые для мореплавания приспособления на флагманский (nao capitana) корабль и на нем оставил людей, заслуживающих доверия. У Берналя де Писы нашли в толстой папке донос на адмирала.Адмирал оставил надежную охрану на флагманском корабле и поручил управление [поселением] своему брату, дону Диего, и особам, которые должны были оказывать ему помощь и давать советы. Для себя же адмирал отобрал наиболее сильных и здоровых людей, пеших и конных, а также строителей, каменщиков и иных мастеров со всем инструментом и орудиями, необходимыми как при добыче золота, так и при постройке укрепленных мест, где бы христиане могли быть в безопасности в случае, если бы у индейцев явились дурные намерения, и вышел в путь из городка Изабелла. С ним были христиане и индейцы из селения, расположенного неподалеку от Изабеллы. Совершилось же это 12 марта 1494 года.
Адмирал, желая повергнуть в страх страну и показать индейцам, что христиане достаточно могущественны, чтобы защитить себя и принести ущерб тем, кто на них нападет, распорядился выйти в путь в боевом порядке, с распущенными знаменами, под звуки труб и дать салют из эспингард. Все это привело в величайшее изумление индейцев. И это адмирал повторял при входе и при выходе из селений, встречавшихся ему на пути.
За первый день прошли три лиги и остановились на ночлег на одном довольно унылом перевале. Местность там была пустынная. А так как индейские дороги не шире наших вьючных троп (ведь у местных жителей нет ни ездовых животных, ни экипажей и узость дорог не препятствует поэтому движению по ним), он отдал распоряжение группе людей, в которой были идальго и трудовой народ, следовать на два добрых выстрела из бельесты вперед вверх по склону хребта и лопатами и заступами расширять путь, срубая и выкорчевывая деревья. По этой причине он назвал перевал Идальгос.
На следующий день, в четверг, 13 марта, поднявшись на перевал Идальгос, увидели обширную долину, длиной в 80 лиг и шириной от одного до другого края в 20 или 30 лиг. Была эта долина так зелена, светла, ярка и прекрасна, что тому, кто видел ее, казалось, что перед ним один из уголков рая; и все преисполнились несказанным восторгом и великой радостью. Адмирал, восхвалив Бога, назвал эту долину Вега-Реаль (Vega Real) – королевской плодородной долиной, а затем весь отряд стал спускаться с горы, и спуск занял гораздо больше времени, чем подъем, хотя при этом люди радовались от всей души. Вступив в долину, прошли чудеснейшими полями пять лиг – такова была ширина этой долины в этом месте. Миновали много селений, и жители встречали христиан как пришельцев с неба.
А затем дошли до большой и прелестной реки, которая была не менее полноводна, чем Эбро в Тортосе или Гвадалквивир в Кантильяне. Реке этой, которую индейцы называли Яки, адмирал дал имя Тростниковой (Rio de Canas). На берегах ее, радостные и довольные, путники переночевали. Они с наслаждением купались в ее водах и с удовольствием любовались этой счастливой и прелестной землей, где воздух так нежен, особенно в это время года, то есть в марте.
Когда отряд проходил через селения, индейцы, взятые в Изабелле, входили в дома и брали все, что им нравилось, и это радовало хозяев; так что казалось, будто все было здесь достоянием всех. А жители селений, куда входили христиане, брали у них все, что им приходилось по вкусу, полагая, что такой обычай свойствен нам, кастильцам.
На следующий день, 14 марта, отряд перешел реку Яки. На каноэ и плотах перевезены были люди и имущество, лошади же переправились через реку вброд, хотя и было там глубоко, но не настолько, чтобы им приходилось переправляться вплавь (лишь при выходе из воды у самого берега были глубокие места). В полутора лигах от переправы отряд встретил другую большую реку, которую адмирал назвал Золотой (Rio del Oro), так как в ней было найдено несколько зерен золота.
После того как с немалыми трудностями переправились через реку, вступили в большое селение, из которого большинство жителей бежало в окрестные горы, как о том узнали христиане. Часть жителей осталась в селении. Индейцы, задержавшиеся в селении, укрылись в домах и по простоте душевной загородили двери тростником, полагая, что эти заграждения столь же надежны, как запоры крепостных стен. Они думали, что, увидев эти тростниковые заграждения, христиане решат, что хозяева не желают, чтобы в дома их входили посторонние лица, и не захотят поэтому войти в жилища. Адмирал приказал, чтобы никто не смел заходить в дома индейцев, и успокоил, насколько это возможно, оставшихся в селении жителей, потерявших голову от страха.
Мало-помалу они стали выходить из домов, чтобы поглядеть на христиан.
Адмирал вышел из этого селения и достиг берегов другой прекрасной реки, столь зеленых, что эту реку он назвал Зеленой (Rio Verde).
В русле реки и на ее берегах попадались округлые или почти круглые камни, подобные булыжнику, которые ярко блестели. Здесь отряд расположился на ночлег.
На следующий день, в субботу, 15 марта, адмирал вступил в большое селение, и там все местные жители, за исключением отсутствующих, заперлись в домах, приперев палками двери, чтобы никто не вошел к ним, как это уже имело место в тех селениях, что встречались на пути раньше.
Вечером отряд достиг перевала, названного адмиралом Проходом Сибао (Puerto de Cibao), так как по ту сторону его начиналась провинция Сибао. Тут пришлось заночевать, потому что все люди очень устали. Место это было расположено в 11 лигах от спуска с высот перевала, который адмирал назвал в память трудного подъема перевалом Идальгос.
Прежде чем начать подъем этим перевалом, адмирал отправил людей прокладывать дорогу, распорядившись подготовить ее наилучшим образом, с тем чтобы могли пройти лошади. Отсюда он отправил часть вьючных животных в Изабеллу за провиантом. Людей нельзя было прокормить в пути за счет местных припасов, поэтому израсходовано было много хлеба и вина, то есть главных видов довольствия, и явилась необходимость в пополнении взятых на дорогу запасов.
В воскресенье, 16 марта, вступили в страну Сибао, где земли тощие и гористые. Горы здесь были бесплодные, усеянные большими и малыми камнями. На холмах, не покрывая их сплошь, росла низкая трава.
В некоторых местах, правда, травы были более густые. Везде в этой провинции были бесчисленные реки и ручьи, и повсюду в них найдено было золото. Адмирал говорит, что провинция эта была величиной с Португалию {*} . В каждом ручье, который попадался на пути, находили мелкие зерна золота.
Так как прошло немного времени с тех пор, как здесь побывал Алонсо де Охеда, посланный в эти места адмиралом, индейцы были уже подготовлены к приходу христиан и знали, что к ним явится сам «гуамикина» христиан (гуамикина на их языке означает «большой сеньор»). Поэтому во всех селениях, которые проходил отряд, жители с большой радостью выходили навстречу адмиралу и христианам и приносили в дар пищу и все, что только у них имелось, в частности золото в зернах; оно было собрано уже после того, как они получили сведения о том, что именно этот металл был причиной прихода христиан. В этот день адмирал находился на расстоянии 18 лиг от Изабеллы. Он нашел здесь, как о том пишет в письме к королям, много золотых рудников, медь, ляпис-лазурь, янтарь (ambar) и некоторые виды пряностей.
Так как по мере продвижения в глубь Сибао земли становились все более и более труднопроходимыми, особенно для лошадей, решено было… [32] построить в том месте, где находился адмирал, укрепление, с тем чтобы христиане могли получить здесь убежище и управлять этой страной золота. Адмирал выбрал отраднейшее место и велел соорудить из дерева и глины добрую крепость, которой он дал имя твердыни Св. Фомы.
Адмирала и его спутников чрезвычайно удивила одна находка: когда отрывали яму для фундамента (а грунт был твердый, и местами приходилось дробить камень), люди обнаружили на глубине одного эстадо {*} несколько сплетенных из соломы гнезд; и казалось, что заложены они совсем недавно. В гнездах этих найдены были три или четыре камня, круглых, словно апельсины, как бы специально обработанных наподобие ядер от ломбарды.