Путешествия в тропики за самоцветами
Шрифт:
Вот наша группа уже вновь на «лендровере» и двигается в западном направлении к району Кьятпип. Переезжая одну из проток по деревянному, довольно ветхому мосту, останавливаемся для того, чтоб понаблюдать за работой многочисленных старателей, промывавших в больших круглых тазах речные отложения, которые они черпали здесь же со дна или набирали с берегов протоки. Их движения были очень методичны, а взгляд неотрывно прикован к поверхности наполнявшего таз мелкого галечника. Промывщик перемешивал содержимое таза рукой, смывал с поверхности пустую галечку, нерезко встряхивая таз, все время ожидая, что на глаза ему попадется желанное красное или голубое зерно.
Нас старатели поначалу просто не заметили. Чтоб завязать контакт, пришлось разуться, закатать брюки повыше и войти по колено в воду. При ближайшем знакомстве оказалось, что добрая половина работающих здесь промывальщиков — это женщины, жительницы Могока или ближайших деревушек. Нужно сказать,
Оказалось, что промывкой самоцветов в руслах речек и проток здесь занимаются те, кто почему-либо не могут работать в глубоких шурфах-колодцах. Конечно, и добыча здесь классом ниже. Редко-редко удается найти настоящий драгоценный рубин или прозрачную красную искорку шпинели. Большая часть добываемых при промывке верен самоцветов лишь полупрозрачны, или совсем непрозрачны. Цена таких камней — невысокая.
Ближайший ко мне старатель, коренастый мужчина лет шестидесяти с изборожденным морщинами темно-загорелым лицом, закончив промывку, на этот раз безрезультатную, опустил свой таз на дно и неторопливо отвязал от пояса мешочек, плотно затянутый ремешком. Повозившись с намокшим узелком, он, наконец, развязал мешочек и осторожно высыпал в грубую натруженную ладонь несколько красных и розовых камешков размером примерно с горошину. Они чудесно смотрелись в лучах тропического солнца, хотя и не были прозрачными. Красный цвет — всегда яркий, особенно если вокруг много белого. А здесь этого цвета хватает. Белые кристаллические известняки обнажаются отвесными обрывами тут и там в бортах долины. Да вот и высыпанные из мешочка в ладонь пожилого старателя некоторые красные зернышки тесно срослись со снежно-белыми или сероватыми кристалликами кальцита. Они могли быть вымыты водой из тех же обрывов. Катила их река по дну потока, постепенно освобождая сверхтвердое зерно рубина от облекавшего его значительно более мягкого кристаллического известняка. В нашем случае она еще не полностью завершила свою работу. И красные зерна рубина, сросшиеся с белым кальцитом, как бы несут на себе печать своего происхождения, следы тесного родства с кристаллическими известняками, которые в глубинах земной коры подверглись сложным процессам воздействия расплавленных гранитных масс, принесших в перекристаллизованные известняки избыток окиси алюминия, без которого не мог бы образоваться рубин.
К моему удивлению, ссылка на роль гранитов в образовании рубина никого из собравшихся слушателей нимало не удивила. Оказывается, большинство из них хорошо знало, что рубин в кристаллических известняках встречается почти на самой границе с массами гранита, поэтому и участие гранита в появлении багряных зерен рубина и шпинели в известняке, по-видимому, показалось им вполне естественным.
Неожиданно разговор о гранитах получил интересное развитие. Пожилой старатель, вспоминая о времени, когда он работал в горе, сообщил нам, что в районе Кьяук-син горщики специально искали участки, где в обрывах известняки пересекаются жилами гранитов. Последние обычно подвергнуты выветриванию гораздо сильнее, чем известняки. И вот горщики, используя полуразрушенную жилу гранита, по узким порам проникали в глубь обрыва в надежде найти в известняке на границе с гранитом драгоценные кристаллы рубина или сапфира. Как всегда, пришлось удивляться наблюдательности народных умельцев-старателей, исключительно точно подмечающих самые главные геологические черты в распространении полезного ископаемого, которые они ищут и добывают.
«А вот, как бы нам посмотреть такие разработки», — обратились мы с вопросом к нашим собеседникам. После непродолжительного, по весьма оживленного обсуждения мы получили ответ, что этот метод добычи самоцветов (его здесь называют «лудвинс») сейчас особенно широко по ряду причин не применяется, но если пройти километров пять — восемь в сторону поселков Луды и Кьятнина, то можно встретить отдельные участки, где рубины и сапфиры добываются в выработках, прорытых в известняковых обрывах, в которых были найдены или подозревались гнезда-байоны, содержащие самоцветы.
Дорога на Луду оказалась довольно сносной, и, если бы не глубокие колеи от местных повозок типа арб, ее можно было бы назвать вполне удовлетворительной. К сожалению, двигаться нам пришлось на свой страх и риск, так как найти в этих условиях проводника было невозможно. Кто захочет оторваться на несколько часов от старательского промысла и, может быть, таким образом упустить свою фортуну? Конечно, без соответствующего вознаграждения — никто. А платить нам было печем, а потому о проводнике вопрос и
Между тем дорога вилась между живописных рисовых полей и рощ бананов, иногда углубляясь в кущи бамбука, зеленые стволы которого, увенчанные ажурными метелками листьев, живо напоминали о традиционной китайской живописи, очень тонко передающей поэтический облик бамбуковых побегов, зеленеющих на фоне голубого южного неба. Кое-где в стороне от дороги виднелись белые скальные выступы кристаллического известняка, некоторые из них были отмечены остатками прежних закопушек и даже небольшими пещерками, явно прорытыми с целью разведки на самоцветы. Мы, однако, не останавливались, берегли время. Проехали и небольшой рудничок ранее не встреченного типа. Это был крутой, сложенный наносами борт долины, на который сверху была отведена вода, стекавшая по обрыву и использовавшаяся для промывки встречаемых при его размыве продуктивных прослоек — байонов. К сожалению, по оставшимся неясным причинам руководители нашей поездки на эти копи, которые они называли «хмяус», заезжать не захотели, и, ограничившись обзором издали, мы проехали дальше.
Наконец, наша машина взобралась на известковое плато. Заросли бамбука кончились. Предгорные холмы, между которых катился наш «лендровер», невдалеке сменились поросшими лесом горными хребтами. Дорога разветвлялась, а мы не знали, куда ехать. После краткого обсуждения с помощью карты выбрали дорогу, которая вела ближе к горам. И оказались правы.
Сначала на крутом повороте нам встретилось обнажение гнейсов, пересеченных двумя основательно выветрелыми пегматитовыми жилами. Затем мы подъехали к белоснежному склону холма, перекопанному вдоль и поперек. В белом известняке просматривались жилы какой-то более темной породы, и именно в этих местах можно было видеть зиявшие провалы выемок. Людей почти не было видно, если не считать встретивших пас двух серьезного вида бирманцев с повязками на голове и автоматами Калашникова в руках. Один из наших сопровождающих, присоединившийся к группе в бунгало, отправился на переговоры. Посовещавшись о чем-то с охраной, он вернулся и достаточно долго по-бирмански объяснял ситуацию двум приехавшим из Рангуна геологам. Они, в свою очередь, по-английски объяснили мне, что хозяева разрешают нам осмотреть рудник, но есть обстоятельства, которые вынуждают нас этот осмотр произвести по возможности быстро и, не задерживаясь, ехать назад. (Позднее стало известно, что какая-то вооруженная группа вторглась в пределы района и об этом сообщили руководству экскурсии). Так что мы осматривали это месторождение почти бегом. Однако это не помешало увидеть пегматитовые жилы, секущие кристаллические известняки. К границам пегматитовых жил с известняками и были приурочены узкие туннельчики, которые более всего хотелось назвать порами. Пегматит казался сильно разрушенным выветриванием и работать в этих норах, несомненно, было опасно. Но, судя по отвалам пустой породы, добыча здесь продолжалась не один год. Ни рубина, ни сапфира во время посещения увидеть не удалось. Однако нам показали чудесную огромную глыбу известняка, взятую на границе с пегматитом. Как брызги крови на белой поверхности мрамора сверкали зернышки красной шпинели. Они красиво контрастировали с находившимися здесь же зернами темно-зеленых силикатных минералов. Глыбу мы исследовали сантиметр за сантиметром с помощью лупы, но попросить образец так и не решились. Пора было возвращаться.
Снова «лендровер», краткий отдых в бунгало, вертолет до Мандалая и рейсовый самолет до Рангуна. Прощай, Шанское плато! Нам все-таки удалось познакомиться с замечательными месторождениями самоцветов Бирмы. Хочется, чтобы скорее они начали во всю силу служить экономике страны. А возможности для этого есть.
Танзанит
Маршрут поездки в район месторождения танзанита. Танзания
Заходящее солнце косыми лучами освещало вершины Голубых холмов в Северной Танзании. Вдали расплывчатым конусом мерцала снеговая шапка Килиманджаро. Было еще жарко, хотя свежий ветерок колыхал ветки колючих акаций и кусты дулелы, унизанные желтыми яблочками плодов. До деревни оставалось еще не менее трех часов ходу, и Килелу — самый молодой, но удачливый охотник деревни Таикус — решил чуть-чуть передохнуть. Он бросил на землю двух зайцев, убитых в буше, выбрал место за крутым каменным откосом, загораживавшим солнце, и опустился на теплую, прогретую за день землю. Ничто вокруг не ускользало от его внимательного, привыкшего к холмистой саванне взора. Вот вдали три быстроногие антилопы промелькнули на вершине зеленого склона и мгновенно скрылись за гребнем холма. Совсем близко, забавно похрюкивая, пробежал чем-то озабоченный дикобраз и исчез за большим камнем.