Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим

Теккерей Уильям Мейкпис

Тутъ же имли мы случай полюбоваться на студентовъ города. Явились три или четыре дамы съ верами и въ мантильяхъ; къ нимъ подошло трое или четверо дэнди, одтыхъ въ обтяжечку, по французской мод; физіономіи ихъ отличались еврейскимъ типомъ. Въ числ ихъ былъ преважный, худой джентльменъ, весь въ черномъ и съ пребольшими воротничками. Съ торжественной улыбкою выступалъ онъ по маленькой площади, держа передъ собою черную палку съ блымъ костянымъ набалдашникомъ. Онъ живо напомнилъ намъ Жилъ-Блаза и тхъ любезныхъ бакалавровъ и лиценціатовъ, которые не разъ снились намъ.

Но вотъ мы пробыли уже полчаса въ этомъ маленькомъ испанскомъ городк; то, что видли мы, походило на совъ или небольшое представленіе, разыгранное съ цлью позабавить насъ. Бумъ! прозвучала пушка къ концу маленькаго, веселаго дивертисмена. Женщины и балконы, нищіе и гулящіе Мурильо, Пучъ и крошечные

солдатики съ хрусталями, все это исчезло, заперлось снова въ ящикъ. Опять съхали мы съ берега верхомъ на нищихъ и скоро обрли себя по прежнему въ мір ростбифа. Сильный британскій пароходъ потянулся изъ залива, красныя волны котораго становились еще краснй. Солнце сло между тмъ, и съ неба глядлъ на насъ мсяцъ, который былъ вдвое больше и свтле нашихъ перерожденныхъ мсяцевъ.

Экономъ вернулся со свжей провизіею; оловянная шляпа Бонди была бережно уложена въ футляръ, и самъ онъ, съ ощипаннымъ уже хвостомъ, расхаживалъ по палуб. При выход изъ залива, мы были свидтелями маленькаго происшествія, которое свивалось въ одинъ клубокъ съ большими происшествіями этого дня. Мы увидли передъ собою суденышко, прыгающее по темнымъ волнамъ залива; яркій свтъ лучился съ его мачты. Гонясь за нами, оно отплыло мили на дв отъ города и такъ близко подошло къ намъ, перепрыгивая съ волны на волну, что, казалось, колесо парохода захватило уже его своими лопатками и вертитъ вмст съ огнемъ, гребцомъ и тоненькой мачтою. Вс пассажиры столпились на палуб; насъ удивляла безумная смлость этого малютки-ялика.

— Ай сай! раздался голосъ гребца: — Ай сай! Слово! Ай сай! Пасаджеро! Пасаджеро! Пасаджеэро! Въ это время мы плыли отъ него шаговъ на двсти.

— Впередъ, сказалъ капитанъ.

— Вы можете остановиться, если вамъ угодно, произнесъ лейтенантъ Бонди. Видно было, что у него мягкое сердце, и что жаль ему бдняка, который кричалъ такъ жалобно: «пасаджеро!»

Но капитанъ остался непреклоненъ. Обязанность запрещала ему принять на корабль неизвстнаго человка. Очевидно, что это былъ контробандистъ, или кто-нибудь, желающій скрыться изъ города.

Лейтенантъ отвернулся, не сдлавши никакого дальнйшаго распоряженія. Вотъ мы были поражены отказомъ капитана и задумчиво смотрли на ладью, прыгавшую теперь уже далеко за нами. Напрасно блисталъ на ней маленькій огонекъ и раздирающимъ сердце, отчаяннымъ, но уже слабымъ голосомъ кричалъ изъ нея бднякъ: «Ай-сай! Пасаджеро-о!»

Задумчиво сошли мы внизъ къ чаю; но свжее молоко, замнившее отвратительный яичный желтокъ, снова развеселило насъ. Такъ-то окончились великія событія на пароход «Леди Джэнъ Вудъ» 25 августа 1844 года.

II

Лиссабонъ. — Белемская дорога. — Училище. — Пейзажъ. — Дворецъ Нецесидадесъ. — Кадиксъ. — Утесь

Великое несчастіе для человка, пріхавшаго на одинъ день въ городъ, это — неизбжная обязанность, налагаемая на него какой-то внутренней потребностью, постить главнйшихъ львовъ города. Вы должны идти на церемонію, какъ бы ни хотлось вамъ уклониться отъ нея, и какъ бы хорошо ни было вамъ извстно, что львы въ одной столиц ревутъ совершенно также, какъ и въ другой, что церкви больше или меньше, просте или великолпне, дворцы, какъ и везд, довольно обширны, и что едва ли есть въ Европ хоть одна столица, въ которой не возвышалось бы великолпной бронзовой статуи, въ римской тоги и въ парик императора. Здсь видли мы этихъ старыхъ, государственныхъ львовъ, рыкаліе которыхъ давно уже нестрашно ни для кого на свт. Прежд всего пошли мы въ церковь, воздвигнутую во имя Роха, надясь увидть въ ней знаменитую мозаическую картину, купленную не знаю какимъ ужъ королемъ и за какую цну. Узнать это было бы не трудно, но дло въ томъ, что мы не видали мозаики. Ризничій, подъ вдомствомъ котораго находится она, свалился, бдняга, въ постель, и знаменитое произведеніе искусства скрывалось отъ нашихъ взоровъ въ боковой капелл, подъ широкой, истасканной, шерстяной занавскою, отдернуть которую имлъ право только этотъ ризничій, надвши на себя рясу и получивъ напередъ отъ зрителя долларъ. И такъ мы не видали мозаики; но на душ у меня становятся всегда легко, когда случится со мною подобное происшествіе. Я чувствую, что исполнилъ долгъ свой, Virtute mea me и т. д.,- мы сдлали свое дло, и смертному нельзя была совершить ничего боле.

Добрались мы до той церкви въ пот лица, по крутымъ, пыльнымъ улицамъ, — жаркимъ и пыльнымъ, не смотря на то, что было только девять часовъ утра. Отсюда проводникъ повелъ насъ какими-то маленькими, покрытыми пылью садами, въ которыхъ гуляющіе думаютъ наслаждаться зеленью, и откуда

можете вы любоваться на большую часть пересохшаго, ужаснаго, каменнаго города. Здсь не было дыму, какъ въ почтенномъ Лондон, но только пыль, — пыль на осунувшихся домахъ и на грустныхъ, желтыхъ клочьяхъ деревьевъ. Много было здсь храмовъ и большихъ, полуподжаренныхъ на взглядъ публичныхъ зданій, намекавшихъ мн только на сушь, неудобства и землетрясеніе. Нижніе этажи самыхъ большихъ домовъ, мимо которыхъ проходили мы, составляли, кажется, наиболе прохладное и пріятнйшее убжище; въ нихъ помщались погреба и амбары. Покуривая преспокойно сигары, сидли здсь въ блыхъ джакетахъ купцы и прикащики. Улицы были испещрены афишами о битв съ быками, которой предстояло совершиться вечеромъ; но это не настоящая испанская тауромахія, а только театральный бой, въ чемъ можно убдиться, взглянувши на картинку объявленія, гд всадникъ улепетываетъ, сломя голову, а быкъ припрыгиваетъ за нимъ съ пробками на маленькихъ рожкахъ. Красивые, чрезвычайно лосные мулы встрчаются на каждой улиц; порою, вечеромъ, попадется и ловкій всадникъ на бшеномъ испанскомъ кон; въ послобденное время можно видть прогулку небольшихъ семействъ въ маленькихъ, старомодныхъ экипажахъ, которые раскачиваются между или, лучше сказать, впереди огромнйшихъ колесъ. Везутъ ихъ прехорошенькіе мулы.

Архитектуру церквей, виднныхъ мною въ Лиссабон, я отношу къ архитектур тхъ затйливыхъ орнаментовъ, которые вошли въ моду при Людовик XV, когда распространилась повсюду страсть къ постройкамъ, и когда многіе изъ монарховъ Европы воздвигли безчисленное множество общественныхъ зданій. Мн кажется, что въ исторіи всякаго народа есть періодъ, въ который общество было наимене просто и, можетъ быть, особенно безнравственно, и я думалъ всегда, что эти вычурныя формы архитектуры выражаютъ общественное разстройство въ извстный періодъ времени. Можно ли уважать улыбающагося глупца въ огромномъ парик и въ римской тог, котораго хотятъ прославить героемъ, или полную женщину, очень сомнительныхъ правилъ, которая надла фижмы и посматриваетъ на васъ какою-то богинею? Во дворцахъ видли мы придворныя алегоріи, способныя занять вниманіе не художника, но моралиста. Тутъ были: Вра, Надежда и Любовь, возвращающія Донъ-Жуана въ объятія его счастливой Португаліи; Доблесть, Мужество и Побда, привтствующія Дона-Эмануэля; Чтеніе, Письмо и Ариметика, пляшущія передъ Дономъ-Мигуэлемъ. Послдняя картина до-сихъ-поръ въ Аюд; но гд же бдный мигъ? Вотъ та государственная ложь и церемоніи, которыя стремились увидть мы, тогда какъ для лучшаго изученія португальской жизни слдовало бы спрятаться намъ въ уголокъ, какъ нищимъ, и наблюдать оттуда обыденныя продлки народа.

Поздка въ Белемъ есть обычное дло для путешественника, пріхавшаго сюда на короткое время. Мы наняли дв кареты и покатили въ нихъ по длинной, веселой Белемской дорог, наполненной безконечной вереницей муловъ, толпами галегосовъ, идущихъ съ боченками на плечахъ или отдыхающихъ подл фонтановъ, въ ожиданіи найма, и лиссабонскими омнибусами. Эта картина, несравненно боле живая и пріятная, хотя и не такъ правильная, была гораздо лучше картины великолпнаго города. Маленькія лавчонки были набиты народомъ. Мужчины смуглы, хорошо одты, красивы и мужественны; но женщины — мы во весь день не видали ни одной хорошенькой. Благородный синій Тагъ не покидалъ насъ ни на минуту. Главную прелесть этой трехъ-мильной дороги составляетъ картина туземной дятельности, этотъ видъ комфорта, котораго никогда не передастъ самый искусный придворный архитекторъ.

Мы подъхали къ воротамъ, украшеннымъ королевскимъ гербомъ; отсюда подвели насъ къ пестрой выставк, которую случалось намъ видть нердко. Это былъ дворцовый сарай, музеумъ большихъ, покрытыхъ плесенью, золоченыхъ каретъ осьмнадцатаго вка. Позолота слзла съ колесъ и дверокъ; бархатъ полинялъ отъ времени. Когда думаешь о мушкахъ и пудръ придворныхъ дамъ, улыбавшихся сквозь стекла этихъ оконъ, о епископахъ, прикрытыхъ митрами, о маршалахъ въ огромныхъ парикахъ, о любезныхъ аббатахъ, въ поярковыхъ шляпахъ, какія носили въ то время, когда представляешь себ всю эту картину, — душ становится какъ-то весело. Многіе вздыхаютъ о слав минувшихъ дней; другіе же, принимая въ соображеніе ложь и фанфаронство, порокъ и раболпство, шумно прозжавшіе въ этихъ старинныхъ каретахъ, утшаютъ себя мыслью объ упадк блестящихъ и убыточныхъ учрежденій, которыя были и тяжелы, и неумны, и непригодны для обыденныхъ потребностей народа. Хранитель этихъ рдкостей разсказывалъ о нихъ чудныя вещи. Одной карет насчитывалъ онъ шестьсотъ лтъ; тогда какъ видно съ перваго взгляда, что она сдлана въ Парижъ, во время регента Орлеана.