Пути Господни
Шрифт:
– Боэта, я… люблю тебя…
Великая Мать, отчего такая тишина? Неужели все слышали? И сердце, вот-вот выпрыгнет из груди.
– Ты мне тоже нравишься Рхат.
***
(… Повивальные бабки) родиться ему помогли,
И богини Судьбы, и богини-защитницы взяли,
Малыша, на колени Кумарби его положили.
Тут начни Кумарби ему радоваться,
Тут
Ему имя придумать поласковее.
Песнь об Улликумми
Первая таблица.
(Пер. с хеттского В. Иванова)
Волнение расползалось отсеками вязкой патокой. Волновались, стоящие на вахте техники и сгорбленные у грядок аграрии, волновались текстильщики и литейщики, швеи и прачки, пекари и ассенизаторы. Дрожжевым тестом волнение поднималось выше, выше, заполняя студнем беспокойства недосягаемые ярусы, вездесущей пылью, набиваясь в щели, проникая даже в законопаченные отсеки, чтобы там, на воле разрастить, заполнить густеющей субстанцией еще свободное от волнения пространство.
Эммануилу, как большинству на корабле, казалось, он волнуется больше всех.
Волнение и ожидание. О-о-о, вечные сестры, безжалостные мучительницы, чьи пытки, начинаясь с минут, могут растягиваться в года и даже десятилетия.
Что может быть хуже ожидания, щедро сдобренного волнением. Только волнение, растянутое бесконечным ожиданием.
Крик, женский крик прокатился отсеками Ковчега.
Эммануил, сидевший под дверью, услышал его раньше других.
Женский вопль многовольтным разрядом сотряс и без того трясущееся тело.
Рядом, в метре от Эммануила – протяни руку – дотронешься, с противоположной стороны двери, сидел Ганнибал Пушкин. Широкая спина сгорблена. Темные мускулистые руки, перевитые жилами вен, обхватили голову, то ли в покаянной молитве, то ли в тщетной попытке не пустить внутрь всепроникающий вездесущий крик.
Женщина закричала снова, и Эммануил, и Ганнибал одновременно вздрогнули.
За последний час, или два, крики раздавались все чаще.
Ганнибал повернул к нему лицо. Точки зрачков разрослись до размеров радужки, превратив глаза в бездонные, как бездна за окном, провалы.
Молодой человек отчаянно искал… утешения, ободрения, защиты?.. Эммануил протянул руку и похлопал его по плечу. Все, что мог, все, на что был способен.
Женский крик раздался снова и снова оба мужчины вздрогнули.
Эммануил подумал: если он, по сути – чужой человек – так волнуется, каково же ему – Ганнибалу – мужу кричащей женщины, отцу пока не рожденного ребенка.
Смутно вспоминались слова врача, о недостаточно изученном влиянии космического излучения на плод, об отсутствии опыта межзвездных родов… все меркло перед лицом настоящего, звуками голоса рожающей, испытывающей боль женщины.
Эммануил волновался и переживал, словно там, за дверью… выходил в свет его
Может, оно так и было.
Если… что-то пойдет не так, если женщины не смогут рожать на корабле, или зачатые на нем дети… даже мысленно не хотелось представлять подобное. Его, их затея, их авантюрное путешествие, пусть и подкрепленное небезынтересными идеями… ради чего, зачем, если через пятьдесят лет идеальное общество превратится в кучку трясущихся стариков.
Вот почему этот ребенок так важен. Первенец. Первый полноценный гражданин нового мира.
Эммануил уже и имена придумал. Если мальчик – Адам, девочка, соответственно – Ева. Да, символично, возможно немного банально, но что такое этот ребенок, как не символ!
К крикам роженицы прислушивались все обитатели корабля.
Особенно внимательно – беременные женщины, а после девяти месяцев путешествия счет таким шел уже на сотни. Через месяц, два, пять им самим испытывать схватки родов. Что там зреет в растущем чреве? У многих уже толкается. Можно ли будет назвать это человеком в… человеческом понимании слова.
Неожиданно крики прекратились. Нет, они не замеряли время, но организм, недремлющий мозг сам определял промежутки между схватками, и Эммануил с Ганнибалом, одновременно и безошибочно сжимались за мгновение до следующего вопля.
Отец отнял ладони от ушей.
– Что… что это?..
Эммануил потянулся, чтобы снова похлопать его – все что мог… рука замерла в нескольких миллиметрах от тела мужчины.
Женщина закричала, и как – громче переднего. Затем крик оборвался. Ганнибал вскочил со своего места… звенящая тишина давила многосильной массой. Сколько так продолжалось… минуту, две, секунду… тишину нарушил, размел, как ветер пух, разорвал, заставил съежиться, как огонь паутину… детский крик.
Ганнибал упал на колени, из угольных глаз потекли крупные, словно градины, слезы.
Эммануил чувствовал – он сам вот-вот заплачет. Хотелось молиться, вознести благодарственные речи всем, каких знал, богам…
Дверь отъехала в сторону, на пороге возник акушер.
Оба мужчины – молодой и не очень повернули к медику полные слез, надежд и вопросов глаза…
– Мальчик, - устало произнес доктор. Взглянув на Ганнибала, добавил, - мать и ребенок здоровы.
Воздух, словно это была нестерпимая ноша, с шумом вырвался из широкой груди отца.
Эммануил, размазывая слезы, просто улыбался.
– Мальчик, - шептали искусанные губы. – Адам – первый, новый человек.
***
«Александр! Я есмь «А» и «Я», начало и конец, первый и последний, тот кто был и тот, кто будет!»
Упал на колени Пастырь.
«Учитель, недостойный сын твой служит тебе!»
«Смирением, благочестием заслужил ты расположение мое. Слушай же и в точности выполняй волю мою!»