Пути и судьбы
Шрифт:
В это время дверь ресторана с шумом распахнулась и из нее вывалила целая гурьба кутил, засидевшихся за обильным ужином. Мужчины с покрасневшими осоловелыми глазами подтягивали на ходу брюки, раскуривали папиросы, смачно отрыгивали. Некоторые еще что-то дожевывали, другие ковыряли спичкой во рту, выплевывая остатки застрявшей в зубах пищи.
Воздух вестибюля наполнился едкими запахами табака, чеснока, винного перегара. Администратор и официант едва успели отскочить от дверей.
С шумом и смехом пьяная компания двинулась к выходу.
Микаэл посторонился. Но как рае
— О, Микаэл?..
Пьяная компания обступила Микаэла.
— Кто это?.. Что за Микаэл?.. Если хороший парень, вернемся, выпьем еще по стакану…
Микаэл почувствовал себя в окружении звериной стаи. Кровь ударила ему в голову, в глазах потемнело от гнева. Трудно сказать, что могло произойти, если бы тот пьяница, что окликнул его первым, не заставил своих собутыльников остановиться. К его голосу здесь, видимо, прислушивались. Все мигом затихли, «Брат… профессор Аразян…». — шепнул кто-то. Пьяницы стали по очереди подходить к Микаэлу и почтительно пожимать ему руку:
— Очень, очень рады, просим извинить…
Только теперь Микаэл узнал в безруком человеке брата своего Аби.
Аби отвел брата в сторону.
— Добро пожаловать, Микаэл. Какими судьбами, каким ветром? Сколько лет не виделись, и вдруг… ты — в «Интуристе», да еще в такой час?..
Микаэл уже достаточно наслышался о широкой и беспутной жизни брата, но сегодня он впервые собственными глазами увидел, с какими людьми Аби водит компанию. Ясно, что такая жизнь до добра не доведет. Жаль несчастного. Но чем помочь? Конечно, следовало вовремя подумать о парне, но Микаэлу все было недосуг. Детство у мальчишки было очень тяжелое. Хорошо еще, что, сбежав из детского дома, он не сбился с пути окончательно.
— Скажи, Микаэл-джан, не может ли твой беспутный брат хоть раз в жизни тебе пригодиться?
Микаэл ответил, что ему нужно устроить где-нибудь семью приятеля. Об Анне, конечно, он не проронил ни слова. Но Аби ни о чем и не спрашивал.
— Надолго?.. — только поинтересовался он.
— Нет… Хотя, по правде говоря, я и сам пока не знаю… Может, понадобится и надолго. Поначалу здесь… а там, верно, удастся подыскать комнату… — неудачно попытался что-то объяснить Микаэл.
Аби и на этот раз сделал вид, что не замечает смущения Микаэла.
— А если сразу нанять комнату?
Микаэл не понял.
— Ну, говорю, удобную комнату, где-нибудь на окраине… Не подумай дурного, Микаэл. Ведь здесь, будь оно неладно (он говорил о гостинице), хлопот не оберешься. Того и гляди, нагрянут какие-нибудь важные гости и всех жильцов выкинут: убирайся, мол, куда хочешь, только номер поскорей освобождай.
— А что ты предлагаешь?
— Я говорю, давай мы эту семью твоего приятеля устроим на частной квартире, у меня есть как раз одна на примете. Хозяева — люди почтенные. Дам ключ, пусть едут, живут. Согласен?
Микаэл утвердительно кивнул головой.
2
— …Я, видите ли, ему не горничная. И вообще в его дела не вмешиваюсь… А… Погодите, вот, кажется, и сам он —
— Кто?.. — машинально спросил Микаэл. Он только что вошел и остановился в дверях.
Лена, не отвечая, швырнула на стол трубку и ушла в спальню.
Было три часа ночи.
Кто мог звонить ему в этот час? Он взял трубку.
— Аразян вас слушает, — произнес он спокойным и, как всегда, уверенным голосом.
Сначала послышался какой-то неразборчивый говор, потом кто-то откашлялся, прочистил горло, и Микаэл наконец понял, что звонят из клиники. Звонил дежурный хирург доктор Габуния.
Габуния просил профессора срочно приехать. Положение одного из больных, с запущенным раком пищевода, внушало серьезные опасения.
Аразян помрачнел: «Неужели опоздали?» Целых две недели он так тщательно готовил этого больного к операции, и вот…
До самого рассвета Микаэл не отходил от постели больного. Его опасения подтвердились — распад зашел так далеко, что помочь уже было невозможно. А человек этот был так молод…
Время от времени от открывал глаза и останавливал взгляд на лице профессора, словно желая убедиться, что тот не бросил, не покинул его в тяжелую минуту.
О, эти молящие глаза обреченных…
В такие мгновения Микаэл, кажется, готов был пожертвовать собственной жизнью, лишь бы не видеть этих полных безмолвной тоски глаз человека, которому ты ничем не в силах помочь…
Но чудес в природе не бывает. К утру больной скончался.
Прямо из клиники Микаэл поехал на вокзал.
Полчаса спустя он уже степенно прохаживался по длинному станционному перрону. Его не покидало ощущение, будто все вокруг — и эта платформа с ее оживленной суетой, и поезда, стоящие на соседних путях, и пробегающие мимо маневровые паровозы — существует только в его воображении.
Наконец поезд прибыл. Шипя и отдуваясь, проследовал вдоль перрона паровоз. Один за другим замелькали вагоны, поблескивая окнами, напоминающими расплывшиеся под дождем акварельные картинки: сквозь стекла смутно виднелись лица пассажиров, букеты цветов, саквояжи, свертки. Но вот поток картинок остановился. К вагонам кинулись встречающие, носильщики. Поднялась обычная вокзальная суматоха.
Когда Микаэл вошел в вагон, в нем было уже почти пусто — пассажиры успели разойтись. В коридоре стоял только Эдвард. Его растерянный и печальный взгляд искал кого-то среди сновавших на платформе людей. Узнав Аразяна, мальчик радостно захлопал в ладоши и, забыв даже поздороваться, стремглав бросился в купэ.
Микаэл быстро пошел за ним следом.
Войдя в купэ, он увидел Анну с Каринэ на руках.
Ласково поздоровавшись с Анной, Микаэл бережно взял на руки девочку и нежно прижал ее к груди.
Из-за спины Анны за Микаэлом жадно следила пара чьих-то горящих глаз. Эдвард! Микаэл обнял мальчика.
— А я так боялась, что моя телеграмма запоздает, — сказала Анна.
В вагон вошел рослый человек в белом фартуке, с болтающейся на груди медной бляхой. Он связал ремнем чемоданы и узлы, вскинул их себе на плечи, вещи помельче взял в руки и, скомандовав: «Ну, пошли», — вышел из вагона.