Пути и судьбы
Шрифт:
Не прошло и четверти часа, как такси уже везло их по широким асфальтированным улицам.
Эдвард с жадным любопытством разглядывал незнакомый город, пестрые вывески магазинов, оживленные потоки людей на тротуарах.
Внимание Микаэла было полностью поглощено дочкой. Он не выпускал ее из рук, тискал, целовал, весело смеялся.
Анна улыбалась им, но улыбка ее была грустной и это делало ее красивое лицо каким-то необычайно серьезным.
Казалось, причин для недовольства у нее не было. Микаэл встретил их тепло, по-родственному. Теперь они будут
Всю дорогу ей не давали покоя тяжелые мысли. Куда они едут, как будут жить дальше, что наконец решит Микаэл?.. Ведь за все это время, даже и после появления на свет Каринэ, Микаэл еще ничего не сказал о том, что он думает об их будущем.
Все это камнем лежало на сердце. Нет, оставаться дальше в таком неопределенном состоянии невозможно. Нужно объясниться прямо и честно. Как раз это и побудило Анну, не ожидая приглашения, приехать. Она понимала, что должна, наконец, решить самое главное — как жить дальше?
3
Это была маленькая, чистая комната, просто, но уютно обставленная. Два широких и светлых окна выходили в цветущий сад.
Аби сказал Микаэлу, что комнату эту снимает правление артели инвалидов «Молния». Артель-де связана по работе с самыми отдаленными уголками республики, и правление не поскупилось устроить что-то вроде гостиницы для приезжающих людей. Но иной раз домик использовался и иначе — это случалось тогда, когда, пресытившись ресторанными блюдами, члены правления начинали скучать по настоящему домашнему хаши [4] . Накануне закупалась необходимая провизия, и хозяева домика Лука Карпович и его жена готовили для артельного начальства изумительный янтарный хаши.
4
Хаши — жирный суп из требухи.
Анну с ребятами старики приняли так радушно, что, казалось, их здесь только и ждали.
Старая Текле, взяв Каринэ на руки, заглянула девочке в глазки, потом посмотрела на Микаэла и не смогла скрыть удивления:
— Ну и похожа, господи, просто точный портрет…
Лука Карпович поправил очки, вздернул кверху острую, белоснежную бородку, и широко улыбаясь, даже не глянув в сторону Анны, охотно подтвердил заключение жены:
— Да-а… а ведь верно, верно…
Анна скромно опустила голову и промолчала. Сама она прекрасно видела это сходство, но ее обрадовало, НТО Микаэлу сказали об этом другие.
Микаэл взял девочку из рук старухи, поцеловал ее еще и еще раз и, простившись со всеми, ушел.
Словно волшебная рука сбросила с его плеч груз десятилетий и он снова почувствовал себя молодым. Теперь каждый проходящий день будет казаться ему тягостной обязанностью, от которой захочется поскорее отделаться, чтоб вечером снова встретиться с Анной, Каринэ и Эдиком.
С этого вечера Микаэл возвращался
Через некоторое время Анна попросила Микаэла устроить ее на работу.
— Так можно сойти с ума, Микаэл… Прошу тебя — какую-нибудь работу… Ну, часа на два, в школе. Надо же мне хоть чуточку побыть на людях…
Аразян с ней вполне согласился — Анне трудно сидеть без дела, ведь она учительница и очень любит свою профессию. Он обещал ей помочь, так как знал кое-кого в Министерстве просвещения. К просьбе Анны отнеслись сочувственно, и она вскоре получила место. Школа помещалась в том же районе, где она жила.
Теперь мать и сын нередко уходили в школу вместе, а Каринэ оставалась на попечении стариков.
4
Когда Карпыч еще только открывал рот и начинал: «Помнишь, жена, как в… году…» — старая Текле уже заранее знала, о чем старик собирается рассказывать, и лицо ее принимало такое кислое выражение, что самолюбивый Карпыч сразу умолкал. Он уходил и ложился на покрытую стареньким истрепанным ковриком скрипучую тахту, стоявшую напротив кровати жены.
Бывали, однако, в их жизни и минуты блаженства. Это случалось большей частью в летние вечера, когда Текле выносила на веранду медный до золотого блеска начищенный самовар и супруги предавались наедине торжественному обряду чаепития.
Надо было видеть, как рука Карпыча неторопливо протягивается к пузатой серебряной сахарнице, берет из нее два куска сахара и торжественно опускает их в стакан жены, как та же заботливая рука размешивает, этот сахар ложечкой, неторопливо и долго, пока он совсем не растает.
Текле растроганно смотрит на мужа и тоже тает, совсем как сахар в ее стакане, густо краснеет, жеманится. В ее потускневших глазах вспыхивают искорки, словно в затянутых пеплом углях затухающего костра.
Но надо было видеть и то, как, не отставая от Карпыча, Текле старательно накладывает сахар в стакан мужа. Вдоволь наговорившись и нашептавшись, допивают они до последней капли сладкий ароматный чай и встают из-за стола, довольные друг другом, миром и даже богом, хотя немало горьких дней они видели в своей долгой совместной жизни.
Но такие счастливые дни выдавались далеко не часто.
Старикам жилось одиноко и тоскливо. Особенно это чувствовалось по ночам, когда, заперев крепко-накрепко двери и окна и погасив огонь, Карпыч устраивался на своей скрипучей тахте, а Текле — на кровати. Кругом — в соседней комнате, в кухне, на дворе — было пусто, казалось, вокруг домика все обезлюдело. И чудилось старикам, что лежат они в темной, холодной яме. Им точно не хватало воздуха и, тяжело вздыхая, они долго ворочались — Карпыч на своей скрипучей тахте, Текле — на старинной пружинной кровати.