ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Они стояли, смотрели. Дымом и пламенем объятое существо билось в плотном кольце воинов Отражения, и не было с ним сладу. Явило себя за одну ночь, будто из-под самой земли вылущилось.
Люди дали твари прозвание — Дым-Волк. Дымоволк. Потому что все оно было — пасть, когти и дым с огнем. Лин прежде таковых не видел.
— Мы сражали Оскуро и за тем были поставлены Лутом. Но это существо — оно пошло от павших Оскуро, оно — последствие, и я не знаю, чем его сразить. И стоит ли.
— Мастер, но оно продолжает
Эфор поднял руку. Лин замолчал.
— Несколько твоих собратьев уже погибли в попытке. Я не стану отправлять в бой следующих. И ты, Лин, ты тоже не пойдешь. Потому что оно тебя убьет. Эту тварь должны сразить люди. Иначе какой смысл…
Лин шумно вздохнул. Там, на поле, наступило затишье. Существо обернулось дымом и сорванной кожей, точно коконом, застыло — не на небе, и не на земле, будто отторгало его и то и другое, словно держала его незримая сила.
Люди, воспряв, пытались этот кокон порушить, но не преуспели.
Залечит раны и выйдет сильнее прежнего, подумал Лин. Посмотрел на изможденные, отчаянные лица солдат. Сжал кулаки.
Я могу, подумал упрямо.
***
— Михаил.
Плотников обернулся на тихий зов. С Ланиусом они не вполне сошлись как собеседники, зато нашли в друг друге партнеров по игре в тафл. Михаил, человек не азартный и рассудочный, открыл для себя в этом состязании спокойствие и возможность хорошо, без спешки все обдумать наперед.
Иллюзия возможности контроля.
Лин игру не жаловал, быстро начинал скучать.
— Ланиус? Что-то случилось?
Оловянный нагнал его, встал рядом, помолчал и заговорил медленно, будто через себя переступая.
— Мне придется вам кое-что рассказать. Я… не уверен, что поступаю правильно, — Ланиус вздохнул, привычно поворачиваясь к собеседнику здоровой половиной лица. — Вы видели то ново-народившееся существо, которое прозвали Дым-Волком.
Михаил кивнул. Сложно было не приметить. Гаер чихвостил тварь на все лады; огненные снаряды Дымоволку были что подкорм, а железо не бороло.
На Второго уповали, но сыскать не могли — как пропал.
— Волк — те Оскуро, что мы убили. Оскуро, прежде гибели отведавшие человековой плоти. Мы не знали, что они могут эволюционировать вот так, через смерть… Мы сами его создали. Но наши актисы бессильны против Волка, и Мастер запрещает нам сражаться. Он говорит — это ваше чудовище. Это вы должны его сразить. Вы, люди.
Ланиус глубоко вздохнул перед тем как продолжать.
— Я успел узнать Лина достаточно и понимаю, что запрет его не остановит. Он зовет меня с собой, и я сделал вид, что согласился, но, Михаил, это гибель. А я… я трус. Я не хочу умирать. Это ужасно стыдно.
Первый опустил голову, а Михаил положил руку ему на плечо.
—
— Я не боюсь! — Ланиус вскинул голову, став ужасно похожим на Лина.
У Михаила заболело сердце.
Что за конструкции были выстроены в белых головах этих детей? Что за обреченность, установка на смерть в бою? Ценой жизни своей защитить людей, которых — по правде сказать — совсем не знали?
— Прошу вас, Михаил. Вы имеете на Лина влияние, он всегда так о вас рассказывает… Попробуйте отговорить его от этой затеи, а я попытаюсь придумать что-нибудь… Я…
Михаил остановил лила успокаивающим жестом.
— Хорошо, Ланиус. Я сделаю.
— Спасибо вам. Вы добрый… Вы хороший человек.
Хороший человек. Михаил прикрыл глаза, сжал пальцами переносицу, усмехнулся невесело. Да, куда уж лучше. Добрый. Вот так и Лин говорил. В глазах жителей Лута доброта была едва ли не недостатком, роковой слабостью, но именно она притягивала к себе…
Но теперь Михаил должен был забыть ее. Ради Лина. Ради остальных детей.
Вспышкой вернула память видение, подсмотренное на пирамиде, в душных-тошных джунглях: вот прыгает, вот руки-крылья, вот — копье, пробивающее, прибивающее к земле, засоленной кровью…
Нет, нет, не бывать.
Если Мастер говорил, что Волка сразит человеческий воин…
Почему бы Михаилу не стать этим человеком?
***
— Мигелито!
— Нет.
— Да стой ты, ты… осо тонто!
Михаил раздраженно вздохнул, остановился. Нил, нагнавший его резвым галопом, вид имел самый таинственный и вместе с тем — взволнованный.
— Ценю твое устремление, но, благородный рыцарь, оружием обычным ты не сразишь чудовище.
— А уж ты, видать, специалист?
Михаил не пытался скрыть истинные чувства. В бою Нила он не видел — тот не считал для себя зазорным отсиживаться в тылу, развлекая раненых, сестричек и кухарей.
Нил туманно улыбнулся, будто прочитав его мысли. Посмотрел туда, где на фоне заката в листах дыма и кожи спало чудовище.
— Не для тебя я это хранил, Мигель, — сказал непонятное, — но владеть, видимо, тебе.
Стянул со спины виолончель, ухватил за гриф и ударил оземь. Раз, другой… Инструмент зазвенел, застонал протяжно и жалобно. Михаил ахнул невольно, подался к музыканту, желая остановить, удержать:
— Спятил?!
Нил только отпихнул его. Бормоча на риохе, влез двумя руками в развороченное лакированное нутро.
Выпрямился, держа нечто.
Нечто это походило на силок, сжатый в ладони. Нити его едва светились, точно посмеивались.
— Что это? — спросил Михаил ошеломленно.