ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Арматор оглянулся, встретился взглядом с Эдельвейсом.
Оба знали, кто в сердцевине кружения.
— Не выплывет, на этот раз — не выплывет, — хрипло предрек Гаер.
— Что он танцует? — быстро, деловито справилась Солтон.
Она казалась спокойной, только лицо сделалось старым, темным, деревянным.
Гаер помолчал, прежде чем отвечать.
— Воронку. И Мясорубку. И что-то еще, совсем иное, свое… Он их затягивает, он их — убивает. Но и сам…
— Это конец, арматор, — сказал Эдельвейс, обреченно жмурясь. — Второй
— Не всех, не ссы, — Гаер шумно выдохнул, — только одного. Или двух. Значит, так. Пни Косту, пусть сцедит у своих уток темные очи. Первым раздай. И Сомовы ветряки пускай зарядят — нужно порошок по полю пустить.
***
Манучер не мог быть спокойным. Что-то дергало внутри, не давало мира. Людское мельтешение его раздражало.
Наклонился, подобрал эдр — лежал у самого входа в палатку. Погладил грани пальцами. Внутри игрушки порхала маленькая живая тварь. Здесь их звали бабочками. А там, на Сиаль, вспомнил Выпь — душками.
Откуда только взя…
Подчиняясь смутному порыву, слегка сдвинул маску, не без труда отстраняя от лица — и словно свежий ветер хлынул, принес, рассказал.
Он всегда его чувствовал — даже не глядя. Хребтом. А теперь хребет этот будто переломили о колено.
От дикого, животного вопля люди и твари Лагеря повалились, как костяшки.
Манучер выл, закинув лицо к небу, и маска на его лице таяла, стекала каплями красного золота.
Крик оборвался так же внезапно. Выпь вскочил. Локуста прянула, но сбежать не посмела, только уши прижала, села на задние ноги, тонко заскрежетала…
Выпь прыжком оказался на ней. Сдавил бока.
— Тамам Шуд! Тамам Шуд! Тамам Шуд! — прокричал трижды.
Локуста завизжала отчаянно и прыгнула.
И оба пропали.
***
Пора!
Гаер махнул рукой и рогачи запели. Это был их шанс — Третий утянул за собой почти всех Хангар и вновьприбывших, а Второй… Второй должен был увести самого Тамам Шуда.
Остались люди.
Людям — людское.
Напролом.
***
Михаил окончательно потерялся. Кажется, Хом сошел с ума.
Иного объяснения не было. Пространство перестало быть.
Он точно помнил, что лагерь оставался за спиной, но, вскинув глаза — увидел его далеко впереди. Он знал — река по левую руку. Но вот, кто-то бросил серую ленту поперек, и воины Отражения, и воины Нума увязли в ней…
Но самым странным и самым страшным был водоворот. Михаил видел бешеное кружение золота — локуста тонули там, точно в ловушке песчаного льва.
Кажется, гибельное течение зацепило и кого-то из людей — поволокло… Он не мог оторвать глаз от этого влекущего, стабилка несла его прямо туда, прямо туда и Михаил ощущал в себе и ужас, и восторг, и предвкушение…
Упавшее сверху ударило, сбило с коня. Оглушило, но, странным образом — выбило из очарования.
Михаил, лежа на спине, увидел — небо над ним
А потом все это объяло янтарное, небывалой силы холодное пламя.
***
Гаер почувствовал толчок в спину, круто развернулся и увидел — Пегого. Их свело под сенью чада, в какой-то точке Аркского поля — Гаер уже не понимал, где находится.
— Ты, — прошипел арматор, встряхнул Двухвостку, — умрешь.
Пегий чуть поклонился.
Он не боялся и не бежал. Одет был в обычную свою теплую кофту, ни доспеха при нем, ни шлема. Гаер даже подумал мельком — словно ждал его, знал, что явится. Но разве таков Пегий, чтобы засидку в одиночку устраивать?
Мягко ступая, двинулся враг по кругу, и Гаер повторил его, закружил так же, выискивая уязвимые места для атаки.
— Жаль мне сестру твою, арматор, — плавно заговорил Пегий, — такое сокровище, а дикому вику досталась, дурноватому. Испортили, испачкали. Сладкое, сладкое белое мясо. У названого твоего брата, верю — такое же. Нежное, шелковое, фиалковое.
Облизнул губы.
Гаер задержал дыхание, чувствуя, как леденеют от ярости виски. Пегий знал его, знал слабые места, по ним и бил.
— Слушай меня, падаль. Я забью твой рот сталью так, что ты наконец нажрешься.
Пегий рассмеялся, как собака залаяла, и атаковал.
Сражался он сразу с двух рук, легкими изогнутыми саблями, Гаеру такая техника была непривычна. Рыжий ушел в оборону, выгадав момент, отскочил, сунул руку в спорран и швырнул под ноги противнику ежа. Настал черед Пегого отпрыгивать, прикрываться скрещенными саблями.
— Грязно играешь, арматор, — сказал, скаля зубы, часто, сухо дыша.
— Как раз по тебе, — отвечал Гаер.
Переменилось, будто удача, девка шлюховатая, на сторону арматора метнулась. Загнал пегую скотину, пластанул, поймав, когда раскрылся — плеснуло красным, горячим.
И сгибнуть должен был предатель, но вместо этого — засмеялся — помотал головой — всем телом по-собачья встряхнулся — и скинул шкуру. И встал перед арматором обновленный, свежий.
— Гаер-Гаер, рыжий дурачок, — сказал приятным голосом, поигрывая сабельками, — неужто думал, одного Нум выведет? У Нума бойцов много, и все — я, все — Арена. Сколько нас?
Засмеялся.
Сколько нас? Никогда Гаер эту игру не любил.
— А я попробую сосчитать, сучий ты потрох.
***
Локуста прыгнула и вынесла его прямиком к Тамам Шуду.
Выпь спешился. Ноги не гнулись, спина — деревянная, как гробовая доска.
Предводитель Нума ждал его, соединив на груди руки. Визири одноглазые торчали высоко, много выше себя прежних. Так же тянулись от одного к другому вервия, но больше никого и ничего не было.
Только он и Тамам Шуд.