ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Скользнуло, утяжелило руку мечом — Михаил ударил снизу вверх, по дуге, и Всеоружие отворило рану, и из шипастого плеча плеснула, пузырясь, черная кровь.
Волк затрубил. Уронил голову, пытаясь ухватить зубами обидчика. Михаил вшагнул, вбился прямо в истекающую дымом пасть, вонзил лезвие в черное небо — глубоко, по рукоять.
У Оскуро не было сердца, это верно. Опасны всегда, опасны со всех сторон, говорил Лин. И это, воплощенное, от предтеч унаследовало ту же быстроту, но плоть пожранной добычи
Смертоносным и — смертным.
В нем текла кровь, и билась, сокращаясь, сердечная мышца.
Страшные зубы сжали бока Михаила, подняли к самому небу, желая раздавить, сглотнуть, и Всеоружие ощетинилось иглами, ответило, пронзая язык и морду. Существо дернулось, зарычало, выплюнуло человека, надвинулось, желая придавить лапой.
Михаил отмахнулся мечом, и тяжелые когти отлетели в сторону. Волк отпрянул, обрушил на человека огненную плеть хвостов, и Михаил принял ее на диковинный щит, косо усаженный лезвиями. Как по терке скользнули те плети, стесываясь, распадаясь лохмотьями.
Плотников попятился, но лишь для того, чтобы удобнее перехватить копье.
— Ты больше никого не убьешь, тварь. Ни одного ребенка.
Всеоружие истекало. Мощь его была не бесконечна. Оно и так позволило Михаилу подойти ближе и продержаться дольше, чем смогли бы Машины, чем смогли бы — корабеллы. Михаил начинал чувствовать съедающий жар, но видел лишь — морду зверя, ветвистую его корону.
Волк прянул, Михаил шагнул ему навстречу и — бросил копье, и — закрыл глаза, когда Дымоволк начал валиться на него…
Готов был — но не к тому, что Всеоружие убережет его, обернув куполом-щитом.
…И лишь когда минуло, осыпалось с плеч, с груди, со спины еле видным пеплом — открыл глаза.
— Миша! Мишенька! — Лин вцепился в него, вытащил рывком из горящей кучи останков.
Михаил встряхнулся, прогоняя странное оцепенение. Будто вечность минула — а на деле, верно, и конь бы у реки не успел напиться.
— Ты убил его! Миша, ты же мог погибнуть, зачем…
Лин говорил и говорил, захлебываясь нервным многоречием, а вокруг уже стягивались люди Отражения. Оловянные стояли в первых рядах.
Михаил встретился глазами с Ланиусом.
— Ты убил его, — в голосе вожака Отбраковок было самое настоящее изумление. — В прямом бою. Один на один. Невероятно.
Михаил все не мог отдышаться, надышаться чистым, сладким воздухом. Короткая схватка будто все силы из него выпила. Он кивнул, вновь нашел глазами Лина, и сердцу сразу стало легче. Они все были здесь — оставшиеся Первые, их Мастер и его Лин.
Первые смотрели недоверчиво, Мастер — оценивающе и задумчиво. Лин же задыхался от тревоги и сиял от гордости.
— Ты самый лучший, — сказал шепотом. Покраснел отчаянно и прибавил. — Ты… крутой.
— Хо! Для этого обязательно нужно было убить чудовище?
Усмехнулся, растирая поясницу. Эфор с рыжим Гаером осматривали останки. Видели ли он Всеоружие, подумал Михаил, или за дымом
Нила он не приметил. Иначе — непременно бы поблагодарил.
— Зачем ты так рисковал, Миша? — тихо говорил Лин, осторожно, легкими мазками, втирая мазь.
Кожу пекло, и кое-где пошли волдыри, словно он загорал на пожаре. От посещения лазарета Михаил отказался наотрез — были люди, куда более нуждающиеся во внимании лекарей. Лин сам принес все необходимое и теперь аккуратно обрабатывал Михаилу спину и плечи крепко пахнущей жижей. Первый был в полном смятении.
— Ты такой храбрый. Вы, люди, невероятные… Ведь это я должен защищать тебя. Я создан для этого. А не ты…
— Лин, — не выдержал Михаил. — Замолчи.
Обернулся, взял парня за локоть. Сурово сдвинул брови. Лин молчал, хлопал глазами. Миска с буроватой жижей-мазью в его руке подрагивала.
— Слушай внимательно, повторять не буду. — Заговорил Михаил. — Я Михаил Плотников. И я буду защищать тебя, Лин из рода Первых, пока живу и дышу. Потому что я так решил. Потому что я так хочу. Потому что ты этого стоишь. Все. Тему закрыли.
Отпустил мальчика, отвернулся. За спиной была — восхитительная, звенящая тишина.
Глава 39
39.
Хом Ороми близился, как и было речено.
Только вот шел он не на слияние. Щупальца его обволакивали ловом, удерживали плененную добычу.
Волоха не мог разглядеть, что лежало в тенетах, но Гаер, прижав к лицу дальнозор, что-то шептал белыми губами.
— Что ни говно, так к нашему берегу, — разобрал Волоха.
Похоже, видение на радовало.
Хом Ороми разжал стрекала, будто думая освободить пленницу. Та же с места не двинулась. Осталась стоять, прикрытая паутом охотничьих щупов.
Таких тварей не видывал даже русый. Размеры ее превосходили размер составного квадрата, но что много хуже — из существа, как из подрезанного кошеля, листопадным золотом нисходили на Аркское поле локуста.
Великое, неистощимое множество.
Гаер зарычал, как от боли, выругался. С таким трудом они добились преимущества, перевеса, и теперь все полетело к Луту. Точнее сказать — к Нуму.
Существо, освободившись от ноши, медленно колыхнулось, повернулось, натягивая щупы Хома. Будто искало что-то. Добро, подумал русый, так кто кому тут поводырь? Ощутил взгляд. Огнезрачный. Выпрямился, свел лопатки.
Для этого ты, Лут, меня сберегал? Для этого вот?
— Справляйся на земле, рыжий, — отрывисто бросил Гаеру. — Я разберусь с тварью.
— Как, мать твою?!
— Я сделаю. Не дам ей расти.
Оставить существо, позволить ему расти и спуститься вниз было равносильно смертному приговору воинам. Оно, могущее увлечь своей силой целый Хом, едва ли помилосердстовало бы над случайными людьми.