Пьяная Россия. Том второй
Шрифт:
Налимов открыл рот:
– Какой еще театр?
– Наш театр драмы! – торжественно произнес усатый. – Перед вами актеры, батенька, потрудитесь встать и стоя аплодировать!
Толстый сняв очки, всхлипнул. Долговязый сдернул вязаную шапочку. Все трое склонили головы.
– Будто хороните! – поежился Налимов.
– А ну его, к черту! – махнул усатый и запел мягким баритоном нечто русское, нескончаемое.
Налимов уронил голову на стол, ему снились колосья спелой пшеницы, очнулся он в ванной, под душем
В квартире никого не было, тикали настенные часы, отстукивая ночное время, стояла полная тишина, и Налимову отчаянно захотелось поорать, перебудив весь дом. Он вышел на балкон, и уже было набрал воздуху в грудь, как услышал звуки поцелуев, а перегнувшись через перила, увидел на балконе, этажом ниже, молодую женщину, трепетавшую в объятиях молодого мужчины. Смутившись, Валентин Михайлович на цыпочках покинул свой балкон и лег спать, на диван, повернувшись носом к стенке.
6
– Никогда не осуждай женщину, пока не пройдешь километра два на ее высоких каблуках, – назидательно произнес одетый в серую домашнюю рясу старенький священник.
Налимов вздохнул, покаянно кивая.
За окном прокукарекал петух, и в дом вошла жена священника. Была она толстая, в кожаном черном фартуке и старом вытянутом платье. С добродушного лица ее не сходила лучезарная улыбка.
– А, пойдем-ка, отец Николай, за стол. И ты, Валентин Михайлович, прошу откушать, чем бог послал, – поклонилась она Налимову.
Бог послал семье деревенского священника, Николая Проскудина, маринованных грибочков, соленых огурчиков, запеченную в яблоках утку, мясное рагу и тушеную капусту.
На десерт, жена священника с улыбкой подала отдувавшемуся, переевшему Налимову, целое блюдо шанежек. Конечно, с чаем, приправленным мятой.
– Матушка Наталья, – обратился к ней Налимов, подозрительно принюхиваясь к чаю, – а воду вы, где берете?
На что матушка Наталья, без слов, указала на хорошо видный из окна домик колодца.
– Вода в городском водопроводе совсем плохая, – пустился в объяснения Налимов, – трубы со времен советской власти износились, бог весть, что по ним течет.
– Как же трубы не заменят? – удивилась матушка.
– Ну, что вы, – фыркнул Валентин Михайлович, – воровская власть не желает денег тратить на нужды народа, пущай тратится сам народ!
– И трубы меняет?
– И трубы, и капитальный ремонт дома, скоро и дворы, и подъездные дорожки, а может, дойдет и до асфальтовых дорог, до проезжей части, – закивал Налимов, – за все русские дураки заплатят, а чиновники в карман положат и на моря, океаны поедут загорать!
– Сбереги нас Сатана, чтобы я мог послужить тебе в этом и другом мире тоже! – произнес отец Николай, отставляя чашку
– О чем это ты, батюшка? – изумилась матушка Наталья.
– Богатеи да карьеристы Дьяволу не нужны, – пояснил отец Николай и смолк.
В приоткрытое по случаю жары окно вылетали духовитые запахи великолепного, отнюдь не постного обеда и голодный пес, пробегающий мимо, встал, жадно нюхая воздух.
– На! – кинул обглоданную косточку утки отец Николай и бросил еще кусок мяса.
– Жри, чего уж там!
И долго стоял, наблюдая, как оголодавшая псина ест, быстро двигая челюстями и вздрагивая всем своим тощим телом.
– Отец Николай, а ты когда-нибудь Сатану видел? – спросил Налимов.
– Не достоин, – вздохнул священник.
– Что же его видят лишь достойные?
– Подготовленные, – кивнул отец Николай и завидев еще двух собак, повернулся к столу, чтобы набрать мясных деликатесов и для них.
– Ведь он, царица небесная, – перекрестился батюшка, – является владыкой мира.
– Какого мира? – не понял Налимов.
– Этого мира! – повел рукой отец Николай и добавил. – Каждому – свое! Священники и монахи всё больше Богородицу видят, а монахини и матушки лицезреют Христа и архангелов.
– Но, кто же видит дьявола? – настаивал Налимов.
– Его подданные, кто принадлежит ему! – заметил отец Николай и подозрительно посмотрел Налимову в глаза. – Или ты, раб Валентин, хочешь сказать, что видел его, а?
– Ни разу! – ударил себя кулаком в грудь, Налимов.
– А тогда пошли к реке, жир стрясать!
Легкая рябь поблескивала на спокойной поверхности маленькой, но глубокой речушки, по обоим берегам высокие камыши спускались к самой воде; желтые кувшинки ласкали зрение своими яркими нарядами.
Налимов с чувством вдохнул чистый, пропитанный цветочными ароматами луговых трав воздух, разделся и нырнул. Отец Николай присоединился к нему, борода его намокла, толстые щеки сделались, хорошо видны.
– Эх, Расея, – взволнованно произнес Налимов, шлепая руками и ногами по поверхности воды, – хорошо-то как, живи и радуйся!
Отец Николай тепло улыбнулся ему и поплыл, загребая руками, оставляя после себя широкие круги.
– Отец Николай, – прокричал ему вслед, Налимов, – я пожалуй, послушаю тебя, возьму и женюсь на Валентине, ей богу, женюсь!
– Хорошее дело! – ответил ему отец Николай и перешел на подводное плавание.
7
– А может не стоит жениться, подумал Налимов, когда дом гостеприимного священника, отца Николая, остался позади.
Чего ради? Готовит еду, он сам, стирает в стиральной машине, костюмы отдает в химчистку, пыль и полы в квартире убирает два раза в неделю с помощью моющего пылесоса. Тогда, зачем? Даже остановился Налимов.