Пьяная Россия. Том второй
Шрифт:
И поглядел на Наталью Михайловну со значением:
– Вот и завуч наш тебя выслушает! Как ты победила, долго ли тренировалась, в какую музыкальную школу ты ходишь?
Тоня обстоятельно рассказала. Налимов глядел то на девочку, то на диплом. В голове его теснились, подпрыгивали и подскакивали идеи, одна лучше другой.
– Тонечка, – начал он, когда девочка завершила свой рассказ. – Видишь, у нас тут галерея славы!
И показал девочке на выставку, тянувшуюся, пожалуй, вдоль всей стены школы.
– Ты ведь не хочешь,
– У меня есть брат, ему шесть лет, – запинаясь, ответила Стебелькова.
– Ну вот, представь себе, Тонечка, твой брат начнет завидовать, испортит рамку диплома, стекло разобьет, – убеждал ее Налимов, – а в школе ты всегда сможешь подбежать к витрине, посмотреть на свой диплом, похвастаться перед сверстниками.
– А родители? – смущаясь и краснея, пробормотала Стебелькова.
– Родители будут приходить на родительские собрания, и гордиться своей дочерью! – с жаром воскликнул Налимов. – Представь себе, ни у кого дети не победили в областном конкурсе пианистов и не победят в ближайшие сто лет, а у них, дочь, Антонина Стебелькова одержала такую победу!
И он с восхищением посмотрел на девочку.
Она смутилась еще больше, но тут в переговоры вступила завуч. Перейдя на строгий тон, Наталья Михайловна, произнесла:
– Стебелькова, это еще что такое? О чем ты думаешь, Стебелькова? Немедленно поддержи честь школы! Другие ребята на выставку школьных достижений свои кубки отдают и ничего! А когда вырастают, приводят своих детей, полюбоваться на почетные грамоты, дипломы и благодарственные письма!
И она, взяв девочку за плечи, подвела ее к самому стеклу витрины, где сверкали золотыми надписями почетные грамоты тридцатилетней давности.
– А как же бабушка с дедушкой? – попыталась в последний раз отбить свою награду, Тонечка. – Я вообще думала сделать ксерокопию с диплома и вам оставить!
– Ксерокопию! – с ужасом в глазах, отшатнулась Наталья Михайловна. – Да ты с ума сошла!
– Дедушку и бабушку я беру на себя, – успокоил девочку, Налимов и продолжил уговаривать, – а про тебя мы по школьному радио сообщим и обязательно напишем в стенгазете!
– К первому сентября? – спросила Тонечка.
– Конечно, – расплылся в искренней улыбке Налимов и, видя, что совсем одержал победу, добавил, – безусловно, этого мало и потому мы пригласим юных корреспондентов с детского телевидения, они сделают про тебя репортаж, и ты сыграешь на школьном фортепьяно. Ведь сыграешь же?
– Да! – зарделась Тонечка и прижала ладони к щекам. – Ой, мне тогда надо платье розовое с блестками погладить!
– Ну вот, иди, готовься, а я, как договорюсь с телевизионщиками, с тобой свяжусь!
И Налимов подняв диплом кверху, залюбовался яркими бликами солнечного света, отражающимися от стеклянной поверхности чужого предмета
– Ну вот, в вашем полку и прибыло! – поворачивая ключ и приоткрывая стеклянную витрину, произнес Валентин Михайлович, с непередаваемым удовольствием водружая диплом Стебельковой, на самое видное место.
– Эх, еще бы фотографии с конкурса! – сокрушенно покачал он головой.
– Будут! – заверила его завуч и помчалась вслед за Стебельковой.
10
В двери постучались, и в щель просунулась голова молодого ученого.
– Я вас слушаю, Андрей Алексеевич! – воскликнул с воодушевлением, Налимов.
Он знал, по-другому с учеными, преподававшими у него в школе, нельзя.
Ученые, что люди творческих профессий, что дети, как на подбор были легкоранимые и чрезвычайно обидчивые существа. Одним словом, люди с неустойчивой психикой.
Андрей Алексеевич пристально и испытующе посмотрел на Налимова.
– В лаборатории, – он показал глазами вниз, – я изобрел машину времени.
– Дорогой, Андрей Алексеевич, – встал Налимов, улыбаясь, – машину времени уже столько раз изобретали, право не удивительно, когда и вы объявили о своем триумфе.
– Как? – расстроился ученый. – Изобрели! Но кто? Кто меня опередил? Американцы?
Налимов пожал плечами, изображая недоумение, ох уж эти ученые, не знают элементарных художественных фильмов и произведений писателей-фантастов, а между тем года не проходит без новшеств, в сфере киноиндустрии на эту тему, не говоря уже о фантастических рассказах.
Налимов пришел вслед за ученым в подвальное помещение школы, переобуродованное под лабораторию. Пришлось потратиться, иначе заполучить некоторых светил наук ему нипочем бы не удалось.
В лаборатории Налимов бывал редко, он побаивался опытов и клевал носом под непонятные объяснения ученых, азартно исписывавших классную доску в попытке объяснить директору то или иное направление своих исследований, математическими или химическими, иногда физическими формулами.
Налимов ничего не понимал в точных науках, ближе всего ему была литература, и еще он обожал природоведение. В детстве Налимов каждый день вел дневник, в котором до пятнадцати лет одержимо указывал, какая температура воздуха за окном и рисовал солнышки или облачка, в зависимости от погодных условий.
– Ну, где же ваша машина? – встал в дверях лаборатории, Налимов.
– Как где? Да вот же она, перед вами! – воскликнул ученый, указывая на пустой белый стол на колесиках, сиротливо стоявший посередине большого, но полупустого помещения.
Налимов еще покрутил головой, не в состоянии понять, куда девалась остальная мебель, куда пропали шкафчики с колбами и прочей лабораторной ерундой?! Но ученый ждал ответа, напряженно глядя на директора.
– Отлично! – бодро сказал Налимов, добросовестно пялясь на идеально чистую столешницу.