Пьяные сны
Шрифт:
Ужин кончился. Молодцы встали и перекрестились на образа. Аитипка с мальчишками тотчас побежали на улицу. Федор Павлович ушел и остался один Авдей.
Игнатьиха вдруг поднялась с табуретки, заперла двери и, подойдя к Авдею, тихо сказала:
– - Ты, Авдей Лукьянович, побудь со мною. Что я скажу тебе.
– - Что?
– - нехотя спросил тот.
– - А что я нынче в ночь видела, -- пугливо озираясь, прошептала Игнатьиха.
– - Напилась и видела, -- сказал Авдей, присаживаясь на лавку у окна.
– - Ну, что?
Авдей
В сюртуке до пят, степенный и строгий, он, несмотря на маленький рост, казался степенным и важным.
– - Пила это я, -- зашептала Игнатьиха, -- вдруг дверью стук! И хозяин домой, да не один. Идут и разговаривают. Чудно мне, я и стала слушать. А они: гу-гу-гу! То смеются, то словно ругаются. А мне что! И вдруг это я, милый ты мой, будто у них за дверью, а они оба в хозяйской. Я, будто, это смотрю и все вижу.
Игнатьиха тяжело перевела дух и на лбу у нее выступил пот.
– - И вот, Авдей Лукьянович, -- зашептала она снова, -- сидят это они и пьют и все промеж собою так-то быстро говорят. Хозяин говорит, говорит, да, как крикнет. Гость-от тоже говорит, говорит. Потом...
– - Игнатьиха совсем понизила голос почти до шепота.
– - Смотрю это я, как хозяин вскочит да гостя за ворот, да на колена, да пальцем все на портрет тычет, что над его кроватью. Мамзель такая! Тычет и кричит: "Ты, ты, ты!" Господи, страшно как! Стою это я и вся трясусь. Гость-то бледный, бледный. Прости!
– - кричит... Тут...
– - Игнатьиха стала почти бледной, склонилась к самому уху Авдея и зашептала: -- как возьмет хозяин его за горло, да лицом в пол... И ничего я больше не помню, Авдей Лукьянович.
Она тяжело перевела дух. Авдей задумчиво покрутил головою.
– - С пьяна тебе мерещится, Игнатьиха, вот что. Ты другому кому такого не болтай!
– - прибавил он строго.
– - Я и то думаю, что с пьяна, -- пугливым шепотом заговорила она снова.
– - Дальше уж такое видела, что и не пойму!
– - И еще видела?
– - И еще!.. Будто это я в гостиной, под киотой. Сижу будто на полу и молитву творю. Вдруг... Не пойму я, Авдей Лукьянович, то есть, вот как вживу вижу...
– - Она вся задрожала мелкой дрожью.
– - Что видишь-то?
– - прошептал Авдей, впиваясь в нее глазами.
Она вздрогнула и закрутила головой.
– - Идет это хозяин через горницу, а у него на спине голый человек. Ей Богу! Голова болтается и будто упокойник. Хозяин тихо так идет и в коридор... и пропал...
– - Ну?
– - Только и помню! Очнулась я, гляжу, в кухне и вы все...
Она бессильно опустила голову и развела руками.
– - Рассуди, Авдей Лукьянович!
– - И рассуждать тут нечего. Пьешь и до видениев доходишь. Ишь, что наплела! Воздержаться надо. Вот, что!
Игнатьиха всплеснула руками.
– - Ох, надо,
– - В больницу попадешь, с виденьями этими. В церковь сходи!
Авдей постоял с мгновенье и двинулся к двери.
– - Шел, шел и вдруг сгинул, -- сказал он укоризненно, отодвинув засов и останавливаясь, -- ну, куда он сгинул? И куда человека девал?
– - Ничего не пойму! Страшно мне только, страшно...
– - прошептала Игнатьиха.
– - Думаю и не знаю, сон это или и взаправду...
– - и она опять вздрогнула.
– - Дура ты! Пьяная дура!
– - сказал Авдей и вышел, с сердцем хлопнув дверью.
В эту ночь он не мог заснуть сразу, и почти до утра ворочался на своей узкой постели.
Мальчишки давно уже спали; Федор Павлович вернулся с гулянья, а он все не спал и не выходил у него из головы пьяный сон Игнатьихи.
"Ведь и почудится тоже", -- бормотал он с раздражением.
Много спустя после возвращения племянника, он услышал над головой тяжелые шаги вернувшегося домой хозяина.
"И куда он ходит теперь, -- начал думать Авдей, невольно прислушиваясь к шуму наверху, -- прежде никогда этого не было. Сидит и пьет. А теперь на!"
V.
Где проводил вечер Чуговеев
Время подходило к полночи; в светлом сумраке майской ночи желтыми огоньками светились фонари.
По Лиговке у вокзальной площади гуляли проститутки, парами, втроем вчетвером. С папиросами в зубах, в грязных ситцевых платьях, с платками на плечах, простоволосые. И с ними -- их друзья -- хулиганы -- грубые, полупьяные
Проходили солдаты, мастеровые, робкий, но жаждущий разврата гимназист, с жадным взором пожилой развратник.
И среди них появился Чуговеев.
Едва показалась его фигура, как со скамейки тотчас навстречу ему поднялся молодой парень в высоких сапогах и пиджаке поверх грязной синей блузы.
– - Нашел?
– - не глядя на него спросил Чуговеев.
– - Пока нет, а только Пашка говорила, что будто знает, -- ответил парень, непринужденно идя рядом с Чуговеевым.
– - А где же эта Пашка?
– - А вы извольте в "Тамбов" зайти. Я ее туда мигом!
– - Хорошо, приведи!
– - сказал Чуговеев, направляясь к "Тамбову", грязному трактиру с номерами.
В низкой закопченной зале было душно от спертого воздуха, вонюче от еды, питья и людей, и сумрачно от табачного дыма. Две лампы тускло светили, свешиваясь с потолка.
Чуговеев равнодушно прошел между столиками, вызывая своим костюмом общее недоумение, занял в углу комнаты столик и потребовал полдюжины пива.
Мальчишка бегом принес стаканы и бутылки.