Пьяные сны

Зарин Андрей Ефимович

Господин за справкой

Чуговеев весь день не был в лавке. Авдей Лукьянович чувствовал себя в ней полным хозяином.

Он даже шутил и смеялся с мальчишками, а своему племяннику не мешал говорить сколько угодно.

И без хозяина казалось не так мрачно в лавке, чему, быть может, содействовал ясный день.

Наступал уже вечер. Авдей Лукьянович

приказал зажигать лампы, когда дверь отворилась и в лавку, свертывая зонтик, вошел высокого роста господин.

– - Магазин Архипова?
– - спросил он.

Авдей Лукьянович выступил из-за прилавка.

– - Бывший Архипова. Так точно-с! Что изволите?

– - Скажите, пожалуйста, с месяц тому назад к вам не заходил от нас агент?
– - спросил господин.

– - К нам их много ходит. Про кого изволите спрашивать?

Федор Павлович, Антипка и мальчишки вышли на середину лавки и окружили высокого господина.

– - Комиссионер от Торнтона, -- пояснил господин, -- Валентин Викторович Полозов. Мы его сюда за расчетами посылали.

Федор Павлович быстро выдвинулся.

– - Наш хозяин...
– - начал он, но Авдей так дернул своего племянника, что он сразу замолчал.

– - Комиссионер от Торонтона был у нас действительно. Оставил счет и ушел. Сказал, дня через три будет, -- сдержанно ответил Авдей Лукьянович.

– - И не был?

– - Больше не был.

– - И денег не получил?

– - Мы платеж изготовили, а его не было. А что?

– - Да пропал!
– - ответил господин, -- тысячи четыре получил денег и пропал. В нумерах сказали, что сначала приходил аккуратно, потом стал будто гулять, а потом пропал. В полицию заявили, а полиции что?

– - Так-с, -- равнодушно сказал Авдей Лукьянович, -- бывает. Денежки получат и -- ау!

– - До свиданья, -- сказал господин, -- а хозяин когда бывает?

– - Как придется. Днем почти всегда.

– - Я зайду еще раз!

– - Сделайте вашу милость, да и счетик очистить надо!

Господин ушел, а Авдей Лукьянович тихо засмеялся и потер себе руки.

XI.

Сожительница Чуговеева

Чуговеев совсем забросил лавку и только два раза, зайдя утром в кухню, наказал Авдею прислать с мальчиком всяких материй.

С того вечера, как он во второй раз привел убежавшую оборвашку, он совсем засел дома и жизнь у него закрутилась в каком-то пьяном безумном угаре.

Часов в двенадцать Игнатьиха бежала за Корнеем на двор.

– - Иди, Корней, хозяин зовет!

Корней приходил и из рук хозяина, угрюмого, с отекшим лицом, получал деньги и записку, по которой шел на Средний проспект и

закупал вино и закуску.

– - Куда это ты каждый день?
– - спрашивал приказчик, увязывая корзинку.

– - Хозяин свадьбу правит, -- с усмешкой отвечал Корней и тащил корзинку домой, рассудительно отделяя от сдачи большую часть в свою пользу, а потом и вовсе не отдавая ничего хозяину.

Игнатьиха уже ставила самовар и день Чуговеева начинался, чтобы окончиться тогда, когда он истратит всю энергию, возбужденную безумием и вином.

– - Иди чай пить!
– - ласково будил он свою недавнюю сожительницу, которая одетая лежала на широком клеенчатом диване.

Она открывала глаза и тотчас испуганно вскакивала и кое-как оправляла волоса и платье.

– - Пожди, пожди, -- говорил ей Чуговеев, -- справлю тебе одежду всю. Барыней будешь!

– - Не надо мне ничего, Никандр Семенович!
– - говорила она тихо.

Он делался темнее тучи и резко кричал:

– - Опять по-старому! Не можешь выговорить! А?

– - Никаша, -- робко поправлялась она, и он широко улыбался.

– - Вот так, моя любушка! Идем чай пить. Я и водки приготовил!
– - прибавлял он.

Они входили в столовую и оборвашка тотчас выпивала рюмку, отчего делалась смелее и подымала опущенную голову.

– - Вот любо!
– - говорил Чуговеев, -- совсем как муж и жена. Ишь! Ты не бойсь. Мы поженимся. У меня добра теперь много. Не то, что тогда! Тогда что? Так, голь, можно сказать. Тогда и любить не было за что. А? Так что ли?

– - Оставь, Никаша, -- вздрагивая говорила гостья.

– - Оставь! Нет, ты скажи, так что ли?
– - приставал Чуговеев, выпивая еще рюмку и хлопая рукой по столу.

– - Тогда франт этот куда лучше учителишки был! А? Лучше, -- продолжал он, свирепея от своих слов, -- его, учителишку, за нос водила, а того, фазана... У-y, подлая!
– - уже кричал он и тянулся с кулаками к своей гостье.

– - Я уйду! Сил у меня нет -- говорила она, и Чуговеев, еще не совсем пьяный, сразу смирялся.

Голос его принимал молящее выражение.

– - Только не уходи! Танюшка, не уходи, золото мое, солнышко ты мое! Что я без тебя! Ведь, я тебя, Танюшка, девять лет ждал. Девять лет по тебе томился...

Он садился подле нее, брала, ее руки, гладил ее по лицу и говорил, говорил без умолку.

– - Письмо ты тогда написала мне, я и ума решился. Найду и зарежу, думаю.

Таня выпивала рюмку и говорила:

– - И зарезал бы. Лучше, чем такой быть. Чего не испытала я...

– - Заболел я люто, и как выздоровел, ну -- думаю -- будь она счастлива с ним. Другом тоже звался. Подлец этакий!
– - вдруг вскрикивал он и хохотал.
– - Не бойсь! Теперь дождался.

– - Ой, не говори! Молчи про это!
– - дико вскрикивала Таня и вся дрожала.