Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая
Шрифт:
М.Р. Маллоу преподавал мисс Буддл французский, чистописание и манеры. Дважды в неделю. Д.Э. Саммерс похищал газеты из уборной. Ежедневно.
Внизу хлопнула дверь, М.Р. взбежал по ступенькам, таким крутым, что о верхнюю задеваешь носом, ворвался в комнату. Вынул из петлицы и швырнул на стол идиотский букет фиалок — в точности такие росли в ящиках под окном третьего номера, соединявшегося с номером компаньонов террасой.
— Ушли, — сказал М.Р., проводив взглядом дам на улице. — Пятница, сэр. Пора и нам вращаться в обществе. Авось найдется что-нибудь
— Начнешь спрашивать в лавках, — отозвался Д.Э., созерцая потолок, — сразу потеряешь фасон. И сам уныл станешь, как попрут раза три, и все будут знать, что ты созрел для сезонного сбора вишен.
Он застегнул пиджак — до самого верха, чтобы прикрыть свой не принятый в обществе жилет, посомневался на выцветший цилиндр с линялыми пятнами над ушами, надел его тоже, и двое джентльменов отправились на поиски. Д.Э. хотелось обедать каждый день, но при этом он наотрез отказывался идти служить на почту. М.Р. хотелось найти что-нибудь, что позволило бы перестать заниматься преподаванием (хотя надо признать, что репетировал он, прямо скажем, без отвращения). Оба компаньона отчаянно продолжали искать черную кошку в темной комнате: дело по душе.
На крыльце обнаружился абсолютно пьяный Козебродски. Козебродски, с миской клейстера в руках, приклеивал на стекло своего второго номера картонную табличку с кривыми буквами: «Фотоателье». Рядом с фотографом, уткнув руки в тощие бока, стояла миссис Гейзер — хозяйка пансиона «Чертополох». Пансион — громкое слово для меблирашек, три бакса в неделю, но общий обеденный стол на первом этаже давал хозяйке такое право.
— Полюбуйтесь! — миссис Гейзер дернула индюшачьим подбородком в сторону фотографа, — только проспался, и уже в каком состоянии!
— Козебродски настоящий профессионал, — бубнил тот. — А настоящий профессионал работает в любом состоянии!
— Видали мы! — длинный палец, тоже удивительно напоминавший палец крупной домашней птицы, выразительно покачался из стороны в сторону. — Увижу беспорядок — мигом вылетите на улицу! Я пьяниц не держу!
— Мадам! — Козебродски всплеснул руками. — Что такое вы говорите? Ваше заведение ждет успех! Да, я был нетрезв! Да, я спрятался в катафалке в этом ужасном Фриско, а вы знаете, что такое сейчас Фриско? Апокалипс! Людям ничего не надо! Только, чтобы было, что есть, что пить, и чтобы крыши домов не валились им на голову! Я сам еле успел спасти свой лучший аппарат! Мой дом взлетел на воздух! Слышали про динамит? Эти олухи закладывают под фундамент столько динамита, как будто это не динамит, а соус майонез! Какое искусство, о чем вы говорите! Как тут не пить?
— Вы просто были пьяны!
— Я полез в катафалк от горя!
— Не рассказывайте сказки! Вы полезли потому, что на ногах не стояли!
— Меня действительно не держали ноги! Я нес на себе мой аппарат! Вы видели мой аппарат? А ящик с реактивами? А печатная машина? Черт знает, что такое! Мне пришлось заплатить соседям, чтобы помогли донести! Нас всех не держали ноги!
— Только попробуйте нарушать
— Не ругайте меня! Мне очень плохо! У меня болит голова!
— Потому что вы старый пьяница!
— Потому что орали эти проклятые девки!
Козебродски схватился за голову.
— Какие девки? — надвинулась на него миссис Гейзер.
— Из заведения, — пробормотал Козебродски.
— Из нашего заведения, — встрял Д.Э. Саммерс, улыбаясь улыбкой юноши из приличной семьи. — Так мы называли редакцию.
— Да! — подтвердил фотограф.
— Там, кроме нас, были еще три журналистки и секретарша, — прибавил М.Р. Маллоу.
— Да! — кивнул фотограф. — Нахальные шумные девки!
— Эта молодежь… — хозяйка сделала рот куриной гузкой.
— Не будем ходить далеко, давайте ходить близко! — обрадовался Козебродски. — Эта барышня, мисс Буддл…
М.Р. сделал ему ужасные глаза, но миссис Гейзер махнула рукой.
— Ах, не говорите! Мистер Орас, бакалейщик — такая партия, такая партия, а она рожу воротит!
Козебродски воодушевился.
— Я как раз хотел сказать, эта барышня, вы знаете, сначала она пела, когда у меня так болела голова, — а вы знаете, что это такое, когда болит голова? — потом два часа копошилась в ванной, провоняла все своей парфюмерией, и при этом, понимаете, читала стихи! Как будто ей дадут за это конфету с хвостом и рождественский подарок!
— Вот об этом я и говорю! — подхватила миссис Гейзер. — Не носилась бы со своей фанаберией, так могла бы выйти даже за младшего Менцеля — сына смотрителя училищ и казначея города! Ведь красивая девочка, а что в голове?
Хозяйка обернулась к компаньонам:
— А? Нет, вы скажите!
Двое джентльменов предпочли бы не говорить ничего, и вообще смотаться подобру-поздорову, но поздно.
— А вы, молодые люди, если не заплатите мне завтра полную сумму за комнату, вылетите на улицу! Без разговоров!
— Так, — тихо сказал Дюк, — пошли скорее.
За их спинами послышалось:
— Мистер Флинт! Мистер Флинт! Собрались прогуляться?
— А тебе что, старая индюшка!
— Вот, — закричала миссис Гейзер, обращаясь к Козебродски, — посмотрите на мистера Флинта!
Флинт не обращал на Козебродски никакого внимания. Козебродски долго смотрел на Флинта.
— Я его вижу, он еще не ушел, и лучше бы я его не видел!
— Да, грубоват! — хозяйка гневно трясла прической, имевшей подозрительный фиолетовый оттенок. — Но он все-таки мужчина! Он воевал! Он был ранен!
— У него контузия! — закричала сверху бабуля Буддл. — И больные ноги!
Миссис Гейзер сделала вид, что глухая.
— Зато мои часы — самые точные в городе!
— Он часовщик? — не без уважения поинтересовался Козебродски.
— Да! — подтвердила хозяйка. — Он часовой мастер. Вы представить себе не можете, какие у него руки: вся мебель починена! Бачок в уборной не свалится вам на голову, как только вы дернули за веревку! И, да будет вам известно, мистер Флинт выпивает только по праздникам!