Пять Колодезей
Шрифт:
— Вот что, мальцы, — наконец сказал он. — Вы сейчас колодец не трожьте. А к утру, глядь, вода сызнова набегать и отстоится.
Но никакие слова не могли уже успокоить Степу и его товарищей и заставить их лица вновь загореться радостью и торжеством.
Федька задумал мстить
После драки Федька долго сидел на берегу тупо соображая, как все произошло. В голове шумело, в ушах стоял звон, а внутри все дрожало мелкой лихорадочной дрожью.
Федька разделся и забрел по грудь в воду.
Того, что случилось, он никак не ожидал. Он был уверен, что при поддержке Артюхи легко расправится с обоими, и вдруг… Первый раз он так сильно избит. Кто бы мог подумать, что этот городской байстрюк, белоручка, всегда избегавший драк, первый полезет с кулаками и окажется так силен! Теперь по всему селу небось раззвонили, что он побит, — он, Федька Хлыст, перед которым в страхе трепетала вся колхозная мелюзга.
Мысль эта обожгла Федьку. Не окунаясь, он выскочил на берег.
— Ну, гады, вы еще меня попомните! — погрозил он кулаком в сторону лагеря. — Еще узнаете, кто такой Федька Хлыст.
Несколько часов он отсыпался в сарае на соломе и лишь во второй половине дня выбрался берегом за село — посмотреть, что делается в лагере. С первого же взгляда он понял, что там что-то произошло. Колодец окружала толпа. Слышались крики, смех, дребезжанье ведер. Возле старой байды ему повстречались Фомка и Семка.
— Воду нашли? — не утерпел Федька.
— Нашли. Ох, и сладкая! — Семкин рот растянулся до ушей.
— Много?
— Цельную бочку. Дедушка говорит, что к завтрему еще натечет. Хочешь попробовать? — И он протянул Федьке бидон.
— Что я, воды не пил?
Семка удивленно уставился в распухшее, покрытое синяками Федькино лицо. Федька был первый человек, который не обрадовался воде и даже не захотел ее попробовать. Это ведь не та вода, что привозят водовозы из другого села, а своя, собственная.
— Ну, чего буркалы вылупил! — гаркнул Федька и замахнулся. — Пшел прочь, дурак!
Семка шарахнулся в сторону и, отбежав подальше, крикнул:
— Сам ты дурак! Так тебе и надо, что морду покорябали. Мы скажем Степке, он тебе еще набьет.
Федька погрозил Семке кулаком и побрел дальше. Только теперь он почувствовал, что здорово проголодался. Но возвращаться домой не хотелось. Пройдя еще немного по берегу, он свернул в степь, оглянулся по сторонам и, убедившись, что никого вокруг нет, скрылся в высокой, пышной зелени кукурузы.
Через четверть часа Федька опять появился на берегу. Рубашка на животе у него вздулась и отвисла. С минуту он колебался — куда идти, потом свернул налево и побрел в сторону каменоломни. Берег тут обрывался высокой стеной, как бы отгораживая от степи неширокую песчаную полосу и укрывая ее от ветра. Песок здесь был какой-то удивительно светлой и чистой желтизны, сухой и теплый. Впереди — море и ровный золотистый пляж со шматками пены, и нигде ни души.
Федька вынул из-за пазухи початок, сорвал с него тугую пленку листьев и бросил их в пенившуюся у ног волну. Под влажными
Бредя по берегу, Федька перебирал в памяти все, что произошло за последние дни. Но как мысли его ни кружились, а неизменно возвращались к Степе и Пашке. И на что только они не пускаются! Сперва затеяли с Митькой охрану птичьих гнезд, потом вдруг начали возить воду из каменоломни, а теперь придумали эту экспедицию. Он-то знает, для чего все это. Им нужно переманить на свою сторону ребят, чтобы верховодить ими. Но им все равно ничего не добиться: ребята за ними не пойдут, побоятся, — они знают, что такое его, Федькины, кулаки. Потому-то одни помалкивают, а другие, вроде Вальки, лебезят перед ним. Все равно главарем был и останется он. А сегодняшняя драка — не в счет.
Федька грыз початки и обдумывал, что ему предпринять. Давно осталась позади могила десантников, скоро уже каменоломня, а в голову ничего путного не приходило.
У каменоломни — он знал — самый пустынный, нелюдимый уголок берега. Даже в воскресные дни, когда пляж кишит народом, когда всюду слышны голоса, смех, здесь тишина и безлюдье. И поэтому Федька был очень удивлен, когда вдруг увидел за камнем незнакомого мужчину лет тридцати. Он, как видно, уже выкупался, так как сидел на песке и надевал коричневые туфли. Рядом лежал туго набитый рыжий портфель. Решив, что это кто-нибудь из районного начальства, Федька спрятал в карман наполовину обглоданный початок и прошел мимо.
— Эй, мальчик, у тебя спичек нет? — окликнул его низким, сиплым голосом мужчина.
Федька остановился, пошарил в кармане и, найдя коробок, протянул его. Мужчина вытащил сигарету с золотым ободком на конце, чиркнул спичкой и с жадностью несколько раз подряд затянулся.
Хлыст дожевывал кукурузные зерна и без стеснения разглядывал незнакомца. Он весь был какой-то темный: лицо смуглое, волосы и сросшиеся брови — черные, а глаза карие, острые и какие-то прилипчивые. Коричневый костюм его Федьке не понравился: материал не гладкий, а шершавый какой-то, весь в узелочках. Зато туфли — это вещь: шикарные туфли на толстенной светлой каучуковой подошве. Таких туфель Федька ни у кого еще не видал.
— Что у тебя там? — Взгляд незнакомца остановился на оттопыренной пазухе.
«Ох, и набьет же мне морду! — подумал Федька. — Может, отдать ему? Не будет хоть приставать и расспрашивать, где рвал».
— Это початки. Хочете, дам попробовать? — предложил он.
— Не откажусь.
Федька полез за пазуху, взял два початка, но, подумав немного, один, что побольше, оставил, а другой, поменьше, отдал. Тонкие пальцы мужчины с удивительным проворством сорвали тугие листья и очистили зерна от изумрудных волокон.