Пять Колодезей
Шрифт:
Санька подтвердил рассказ Пашки.
— Тогда давайте раскопаем наш колодец! — Степа вскочил на ноги. — А к утру вода уже натечет.
— Давай! — загорелся и Пашка. — Если кубометр выкопаем, то знаешь сколько воды прибудет? Сто ведер, целая тонна!
— А завтра еще подкопаем, — поддержал и Санька.
Степа бросился к палатке зажигать «летучку». Пока он там возился, Пашка уже опустил ведро в колодец.
— Ребята, и я с вами. Это ж я предложил! — крикнул Валька.
— Не рыпайся, ты на
— Мне уже пора сменяться. Теперь Митькин черед.
— Когда сменишься, тогда и будешь копать вместе с Санькой, — успокоил его Степа. — А сперва мы.
Митя укоризненно поглядел на ребят.
— Ведь дедушка говорил — не трожьте, а вы все по-своему… — сказал он. — Может, нельзя копать, может, хуже будет.
— «Может, может». Опять сдрейфил, — отмахнулся от него Пашка.
Валька отбил «склянки». Мите пора становиться на вахту. Он, ворча, поднялся с земли, взял у Вальки автомат и перекинул ремень через плечо.
— Ну, если что случится, то перед всем колхозом ответите, — предупредил Митя и скрылся в темноте.
Пашка и Степа вычерпали из колодца всю воду. Набралось лишь пять ведер. Степа спустился вниз и при свете «летучки» начал раскапывать влажное илистое дно. И опять, как и в первый день работы экспедиции, его душа была полна светлой радости, веры в успех своего дела.
Взошла луна, и степь как зачарованная замерла в матово-голубом сиянии. Усталая и притихшая, она нежилась в ночной прохладе, сонно дыша сытными запахами созревающих хлебов и нежными ароматами увядшей лаванды.
Покой… Тишина… Только в одном уголке степи долго еще мигал огонек костра, слышался скрип колодезного ворота и приглушенные ребячьи голоса.
Небо на востоке уже стало стеклянно-зеленым и подрумянилось у края земли; порозовели шлемы скифских курганов и звучно перекликались перепела, когда мальчики забрались в шалаши и палатки.
Степа, не сбросив даже ботинок, растянулся на соломе и тут же уснул. Чуть приметная улыбка порою блуждала на его усталом, но счастливом лице.
Загубленное дело
За палаткой послышался голос Любаши. Как не хотелось вставать! Казалось, прошло лишь мгновение с тех пор, как они легли. Не открывая глаз, Пашка повернулся на другой бок и опять уснул.
— Степан! Павел! Вставайте же!
На этот раз был голос деда Михея. Пашка не пошевелился, а Степа приподнялся на локте и попытался открыть глаза, но не мог. Они точно слиплись.
— Да идите ж сюда! — раздраженно крикнул пастух.
— Сейчас! — Степа протер глаза и толкнул в плечо Пашку. — Вставай, дедушка зовет! — Он первым выбрался на четвереньках из палатки и зажмурился: солнце ослепило его.
— Это вы тута дно пораскапывали? Ась?
Степа открыл
— Говори, это вы тута копали?
— Я… мы, дедушка. Всю ночь копали…
— Эх, вы, копатели!.. Говорил же я вам — не трожьте! Зачем же вы тут понашкодили?
Сердце Степы сжалось.
— Это мы для того, чтоб побольше воды набралось, — пояснил он дрогнувшим голосом.
— А где она, вода-то? Где? Покажь.
Из палатки вылезли Пашка, Валька и Санька. Ошеломленные и растерянные, смотрели они на дно колодца, где виднелась только желтовато-серая масса и галечник.
— Ушла ваша вода… Вся ушла. Эх, мальцы, мальцы! Сами, навредили себе похуже того Федьки Хлыста. — Дед Михей покачал головой. — Додумались копать! Это ж все одно, что выбить в цибарке днище. Сколько в нее не лей, вся вода в землю уйдет! — Старик в сердцах плюнул и пошел прочь, шаркая калошами по сухой траве.
— Мы не знали, что так будет, — попробовал оправдываться Пашка.
— Я вам говорил… говорил, а вы не слушали, — подбежал к колодцу Митя. Лицо его было помятое, заспанное, волосы торчали во все стороны, как разворошенная солома.
— Они всегда все делают по-своему, все выхваляются. Хвастунишки! — гневно крикнула Любаша. — Мы все тут работали, старались, а вы… вы что наделали?.. У-у, какие! — И она топнула ногой.
Степе казалось, что все это сон, утомительно длинный сон. Он даже ущипнул себя. Что он наделал! Как он посмотрит в глаза отцу, товарищам и объяснит, что случилось?
Лицо у него пылало, в носу щекотало что-то едкое, он еле сдерживался. Стараясь скрыть волнение, Степа присел на корточки на краю колодца, мужественно подавляя закипавшие слезы. Что же делать? Неужели ничего нельзя поправить?
Ребята не знали, что предпринять. Любаша, вытирая рукавом глаза, побрела за дедом Михеем.
— Что и говорить, напартачили, — признался Пашка. — Сорвалось! — Он опустился рядом на корточки. — Ну, ничего! Мы еще докажем. — Азартной душе маленького рыбака несвойственно было долго предаваться унынию и отчаянию.
Несколько минут Степа сидел неподвижно, пока не переборол душивших его слез. Успокоившись немного, он встал и пошел к деду Михею, который сердито покрикивал на коров, тыкавших мордами в пустую колоду. Неподалеку на траве сидела Любаша и покрасневшими, припухшими глазами бесцельно смотрела за село, туда, где густо зеленело море. Степа стал упрашивать деда Михея начать копать новый колодец возле коровника. Но пастух только сердито смотрел на него и молчал.