Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна
Шрифт:
— И что ты сделал, когда оцепенение прошло?
— Спрятался.
— Здесь?
— Сюда я пришел потом… Я решил подумать…
— И что ты надумал?
— Надо посоветоваться с Планше…
— Если бы я знала, где сейчас Планше, я бы не пришла к тебе.
— А ты его искала?
— Да. В кордегардию меня не пустили, а в доме де Тревилля никого нет.
— Де Тревилль болен. Он у себя в шале, — Мушкетон тяжело вздохнул. — Тогда идем советоваться с Гримо. Он у нас после Планше самый
Как ни взволнована была Мадлен пропажей д'Артаньяна, простодушное признание Мушкетона заставило ее рассмеяться.
— Ты чего?
— Больно смешно ты сказал: “Он у нас самый умный после Планше”. Сколько вас-то? Всего четверо?
— Четверо. И ничего смешного. Идем к Гримо.
Они застали Гримо в тяжком раздумье — нужно ли брать лошадь в конюшне мушкетерской роты и скакать к де Тревиллю за город, или вначале следует выяснить, что сталось с Арамисом и Портосом. Появление Мушктеона и Мадлен избавило его от сомнений: необходимо выяснить, где Арамис.
Базен молился.
Он не видел, как схватили его господина, а так как привык к тому, что Арамис часто надолго исчезал, не предупредив слугу, то не испытывал никаких беспокойств.
— Не вижу причин для волнения, — сказал он, выслушав рассказ Мушкетона и Гримо.
— Мы уверены, что наших хозяев схватили люди кардинала, — принялся убеждать его Гримо.
— Почему ты всегда и во всем винишь его высокопреосвященство, Гримо?
— Потому что у нас нет иного врага во Франции!
— Кардинал истинный слуга церкви!
— Что не мешает ему враждовать с нами!
— Сейчас не время спорить, — не выдержала и вмешалась Мадлен. — Нужно решить, кто поскачет к де Тревиллю.
— Я узнал одного из нападавших, хотя он и надвинул шляпу на самые глаза, — заявил вдруг тугодум Мушкетон. – Де Жюссак.
— Самый верный пес кардинала. Кто его не знает, — сказал Гримо.
— Так кто поскачет к капитану де Тревилю? — напомнила практичная дочь трактирщика.
— Капитан болен, удобно ли беспокоить его? — вдруг засомневался Мушкетон. — И потом мы не знаем точно, где наши хозяева — в Пале Кардиналь или уже в Бастилии?
— Почему обязательно в Бастилии? Их могли бросить и в Шатле, — сказал Гримо, ставший непривычно многословным, видимо, от беспокойства за Атоса.
— Я знаком с Роже, слугой господина Дюпона, камердинера короля. Может быть, попытаться действовать через него?
— Почему через Дюпона?
— Я, со слов моего господина, знаю, что Дюпон пользуется влиянием на короля.
— В единственном деле — какой чулок на какую ногу надевать, — хмыкнул Мушкетон, и Мадлен, хотя и старалась не привлекать к себе внимания важных слуг из опасения, что ее отправят домой, прыснула от смеха.
— Тебе лишь бы не скакать в Сен
— Я не решил, я только предположил, — стал оправдываться Мушкетон. — Я вот что подумал… — заговорил хранивший до сих пор угрюмое молчание Базен.
— Долго же ты думал, — перебил его Мушкетон.
— Помолчи, Мушкетон. Мы тебя слушаем со вниманием, Базен, — внушительно произнес Гримо.
— Правда, это не моя тайна. И я не знаю, как мсье Арамис посмотрит на это…
— Да говори же ты, не тяни! — вспылил Мушкетон, обиженный на Гримо за маленький выговор.
— Дело вот в чем… — решился Базен. — Мой господин и ее светлость — любовники, да простит меня Господь. Она три дня жила у нас. Я точно знаю, потому что принес им еды на три дня, и господин дал мне три ливра, чтоб я мог ночевать в гостинице.
— Ее светлость — кто на этот раз? У нашего Арамиса только светлости, — гоготнул развеселившийся Мушкетон, обычно опасающийся получить отеческую затрещину от Портоса за глупость.
— Де Шеврез? — спросил Гримо.
— Нет. Ее светлость де Шеврез у нас никогда не ночевала, даже когда была Мари Мишон. Мсье всегда сам ездил к ней.
— Тогда кто же была эта светлость?
Пока Базен мялся, все еще не решаясь открыть, как ему казалось, тайну своего господина, Гримо, умеющий не только молчать, но и внимательно слушать все, что говорят господа, воскликнул:
— Герцогиня ди Лима! Я прав, Базен?
— Да, — опустил глаза Базен.
— Что же ты раньше не сказал? Ты знаешь, святоша, сколько мы времени потеряли из-за тебя? — вскипел Мушкетон.
— Помолчи, Мушкетон. Мы все немедленно идем в особняк Люиня. А ты, девочка, возвращайся домой. Спасибо тебе, что рассказала нам о мсье д'Артаньяне.
Слуги двинулись к Старому мосту, решив прежде подойти к Бастилии и попытаться узнать у стражников, не привозили ли сюда утром их господ. А Мадлен поплелась домой, обиженная и разочарованная — она так надеялась рассмотреть таинственную мадемуазель Марго, в которую, как подсказывало ей ее юное, но уже ревнивое сердце, влюбился лейтенант.
Глава 27
Всю дорогу до особняка Люиня Гримо и Базен спорили.
Гримо считал, что никто лучше него не сможет разъяснить герцогине обстоятельства, в которых оказались их господа, и не выдать при этом тайну поездки в Компьен.
Базен же полагал, что поскольку он близко знаком с герцогиней — ну да, захохотал бесцеремонный Мушкетон, выносил ночной горшок за ней и Арамисом! — то именно он должен пройти в особняк.