Пятая авеню, дом один

Бушнелл Кэндес

Зазвонил его собственный сотовый.

– Ты ведь будешь там сегодня вечером, правда, Билли-бой? – спросила Шиффер Даймонд.

– Конечно, буду, – ответил Билли, хотя, учитывая обстоятельства, ему следовало бы как минимум на неделю все отменить и залечь на дно.

– Отлично! А то я всего этого не выношу, – фыркнула Шиффер. – Болтать с незнакомыми людьми, со всеми ворковать – с ума сойти! Терпеть не могу, когда меня водят по кругу, как лошадь по арене.

– Тогда лучше не ходи! – посоветовал ей Билли.

– Что с тобой, Билли-бой? Я не могу не ходить. Если я откажусь, меня

выставят стервой. Может, послушаться и заделаться стервой? Одинокой звезде это к лицу, ты согласен, Билли? – В ее тоне слышалась несвойственная ей обреченность. – Куда в этом городе подевались все мужчины? – И она бросила трубку.

Прошло два часа. Шиффер Даймонд сидела на табурете у себя в ванной и в четвертый, а то и в пятый раз подряд переделывала прическу и заново наносила макияж. Ее рекламный агент Карен читала в гостиной журналы и беседовала с ней по сотовому телефону. Люди, ответственные за ее прическу и макияж, вились вокруг Шиффер, пытаясь вызвать ее на разговор, но она была не в настроении. Какое могло быть у нее настроение сразу после случайной встречи с Лолой Фэбрикан, кравшейся в дом номер один как преступница?

Хотя «красться» – не совсем верное слово. На самом деле Лола шагала, катя за собой чемоданчик Louis Vuitton, c самым что ни на есть хозяйским видом. Шиффер была шокирована. Разве Филипп не порвал с этой особой? Ясно, у него не хватило силы воли. Чертов Окленд! Почему он такой слабак?

Лола вошла в дом, когда Шиффер ждала лифта, поэтому им пришлось ехать наверх вместе. Лола болтала с Шиффер, как с закадычной подругой: спрашивала про телешоу, признавалась в любви к новой прическе Шиффер, хотя прическа была прежняя, и аккуратно избегала упоминаний о Филиппе. Шиффер пришлось заговорить о нем самой:

– Филипп говорил мне, что у ваших родителей трудности...

Лола издала сценический вздох.

– Это просто ужас! – воскликнула она. – Если бы не Филипп, я даже не знаю, как бы все было.

– Филипп – прелесть! – улыбнулась Шиффер.

Лола согласилась и насыпала соли на рану актрисы, добавив:

– Я так счастлива, что мы вместе!

Теперь, вспоминая в подробностях эту поездку в лифте, Шиффер критически изучала себя в зеркале.

– Готово! – объявила гримерша, напоследок наложив еще один слой пудры на лицо Шиффер.

– Спасибо.

В спальне Шиффер надела взятые напрокат вечернее платье и драгоценности, потом позвала своего рекламного агента, чтобы та помогла ей с молнией. Подбоченившись, она заявила ей:

– Я подумываю о переезде. Мне нужна более просторная квартира.

– Можно найти ее прямо здесь. Такой замечательный дом!

– Мне он надоел. Слишком много новых лиц. Не то, что раньше.

– Кое у кого неважное настроение, – определила Карен.

– Неужели? У кого?

Шиффер, ее рекламный агент, стилисты и визажисты поехали вниз и разместились в ожидавшем их у подъезда лимузине. Карен открыла сумку, достала ежедневник и стала просматривать записи.

– В Letterman’s подтвердили вторник, Michael Kors прислал вам на примерку три платья. Помощники Мерил Стрип спрашивают, будете ли вы на поэтическом вечере двадцать второго апреля.

По-моему, это заманчиво: во-первых, Мерил, во-вторых, высокий класс. В среду у вас эфир в час дня, поэтому я назначила фотосессию журнала Marie Clairе на шесть утра, чтобы с этим покончить: их репортер придет вас интервьюировать в четверг. В пятницу вечером приезжает президент Boucheron, он уже пригласил вас на небольшой прием в двадцать ноль-ноль. Думаю, вам надо принять это приглашение – вреда не будет, к тому же они могут использовать вас в рекламной кампании. Днем в субботу телеканал хочет снимать рекламные ролики. Я пытаюсь перенести это на вторую половину дня, чтобы вы успели выспаться.

– Спасибо, – сказала Шиффер.

– Как насчет Мерил?

– Это еще когда будет! Я пока не знаю, доживу ли до двадцать второго апреля.

– Значит, приглашение принято, – решила Карен.

Визажист приготовила тюбик блеска для губ, и Шиффер подалась вперед, подставляя ей губы. Поворот головы – и стилист распушил ей волосы и брызнул на них лаком.

– Как называется эта организация? – спросила у Карен Шиффер.

– Международный совет модельеров обуви, ICSD. Деньги пойдут в пенсионный фонд работников обувной промышленности. Вы вручаете премию Christian Louboutin и сидите за его столиком. Ваши реплики выводятся на телесуфлер. Хотите заранее их проверить?

– Не хочу, – отрезала Шиффер.

Лимузин свернул на Сорок вторую улицу.

– Подъезжает Шиффер Даймонд, – сообщила Карен кому-то по телефону. – Осталась одна минута.

Она убрала телефон и посмотрела на вереницу лимузинов, на фотографов, на толпу зевак, облепивших полицейское заграждение.

– Всеобщая любовь к обуви! – проговорила она, качая головой.

– Билли Личфилд здесь? – спросила Шиффер.

– Сейчас выясню, – ответила Карен и, опять вооружившись сотовым телефоном, воспользовалась им как рацией. – Билли Личфилд приехал? Может, узнаете? Хорошо. – Она кивнула и закрыла телефон. – Он уже внутри.

Двое охранников помогли водителю припарковаться, один из них распахнул дверцу. Карен вышла первой и, коротко переговорив с двумя женщинами в черном, в наушниках, жестом показала Шиффер: «Пора!» По толпе пробежала волна возбуждения, фотовспышки слепили глаза.

Сразу за дверями Шиффер нашла Билли Личфилда.

– Еще один вечер на Манхэттене, да, Билли? – Она взяла его под руку.

К ней тут же подскочила молодая корреспондентка Women’s Wear Daily c вопросом, не даст ли она интервью, потом – молодой человек из журнала New York. Прошло полчаса, прежде чем они с Билли смогли оказаться за своим столиком. Проталкиваясь сквозь толпу, Шиффер сказала:

– Филипп продолжает встречаться с этой Лолой Фэбрикан.

– Тебя это задевает?

– Не должно было бы.

– Вот и не надо. У нас за столом Браммингер.

– Он прямо какой-то неразменный пятак: то и дело лезет под руку!

– Скорее, не пятак, а купюра в миллион долларов, – поправил ее Билли. – Сама знаешь, любой мужчина, какого ты захочешь, будет твоим.

– Ничего подобного. Такое, – она обвела рукой зал, – годится только для мужчин определенного склада. А такие мужчины не всегда желанны.