Пятнадцать поцелуев

Мельникова Валентина

— А они ко мне разве с любовью?

— Так потому всё, что в них самих любви мало. Не от жадности они, а от скудости. А ты подобрей с ними будь. Нельзя на родителей обижаться. Им тоже поддержка нужна и ласковое слово. И корни свои вырывать нельзя. Слышала притчу про дерево без корней?

Я покачала головой, чувствуя подступающие слёзы и опуская голову, чтобы скрыть это.

— Если вырвать корни, что будет? Дерево без корней по свету носит, да толку мало.

— Но я не могу их простить. И понять не могу.

— Надо учиться. Никто не

говорит, что сразу получится, это не происходит за пять минут. Иногда на это уходят годы. Но зачем носить с собой всюду эти камни — обиды, злость, разочарования? Тяжело с ними, неудобно, а бросить их, отказаться от них мы ни за что не соглашаемся. А ты прости и отпусти. И где болит — пройдёт.

Я на мгновение закрыла лицо руками. Глубоко вдохнула.

Ну вот, пришла к человеку и испортила ему настроение.

Но Виктор Михайлович, дав мне возможность прийти в себя, поставил на стол чашку чая — ту же, что в прошлый раз, и мягко сказал:

— У каждого в жизни своя война. Не суди родителей.

Помолчав, он добавил:

— Они про вас с Сашкой знают?

Покачала головой, не поднимая глаз.

— Я так и думал. Не одобрят. Понимаешь ли, в его случае будущее — это то, что он достигнет себе сам, без помощи пап и мам.

Я не знаю, как и почему — но он понял. Всё понял. Как будто мог читать мысли. И то, что пока не знал Саша, уже понимал его дедушка. Вот только я совсем не была согласна с его словами.

— Вы думаете, что мы не пара, но это не так. Я очень хорошо отношусь к Вашему внуку и нам интересно вместе.

— Я понимаю, — понятливо покачал головой он и больше ничего не сказал на этот счёт. — Не грусти, Вера. Проблемы решатся, а радоваться всегда есть чему. Вот ты заметила, какое сегодня небо?

— Небо? Небо как небо.

— А какого цвета?

Я напряглась, вспоминая, но, нужно признаться, на небо жители больших городов смотрят крайне редко. Чаще — под ноги, на витрины, порой — на встречных прохожих. А небо — ну что на него смотреть?

— Красивое. Голубое с небольшими облачками. И солнце светит, заметила? А ведь уже ноябрь!

Ответить я не успела. На пороге появился Сашка — с мокрыми волосами, но в рубашке и брюках. Виктор Михайлович не смог это не прокомментировать:

— Любовь взялась лепить из юноши молодого человека.

— Дед, ну хватит, — тут же смутился парень, а я улыбнулась.

— И что ты на меня смотришь, как на врага народа? Как Ленин на буржуазию. Я правду говорю. Вера подтвердит.

— Привет, — только и сказала я в ответ, чувствуя себя уже не так одиноко.

— Хорошо, когда молодой человек опрятно одет, согласитесь? Тем более для этого теперь есть все условия. Сейчас все за собой следят. Вещи доступные, косметика доступная. Все ходят яркие, сытые и накрашенные. Хочешь — джинсы с дырками, хочешь — на голове кавардак или краска зелёного цвета. Вот что в вашем, молодом понимании, значит свобода. Никто ничего не стыдится. И то, о чём раньше молчали, теперь кричат вслух.

— Ну, дед,

время такое. Дух нынешнего времени так проявляется, — произнёс Саша, наливая себе чая и подсаживаясь ко мне.

— Дух нынешнего времени в том, что пустозвонство и глупость лезут в глаза, выставляются напоказ, превозносятся. А хороших людей меньше не стало, их просто не так заметно.

— Ну, вот я и принарядился, чтоб нас заметнее стало, — засмеялся парень, подмигивая мне.

— У вас какие планы, молодёжь?

Саша перевёл на меня взгляд, безмолвно согласовывая предложение, и произнёс вслух:

— Погуляем. Погода хорошая.

— Ну, ты подсохни сначала.

— Ладно, ладно, — изображая недовольную покорность, состроил гримасу Саша и взялся за чай с бутербродами.

А через двадцать минут мы сорвались и отправились гулять. Несмотря на то, что Сашины волосы ещё были сыроваты, он натянул шапку и, схватив меня за руку, потянул за собой. И уже в лифте спросил:

— Ты как? Что случилось?

И я рассказала всё по второму кругу, чувствуя, что на этот раз слова даются мне легче.

Он молча слушал, да и вряд ли в этой ситуации можно было бы посоветовать что-то определённое.

— Поехали, — вместо этого сказал он.

— Куда? — изумилась я, едва за ним поспевая.

— Знаю я одно место.

Выспрашивать было бесполезно. Но через сорок минут я узнала — мы приехали в Коломенское. Это был будний день, поэтому людей вокруг было немного, и они были рассредоточены.

Мы шли, держась за руки, и внутри было странное спокойствие...

— Как же здесь тихо, — задумчиво произнесла я.

— Да. Совсем и не скажешь, что это Москва.

— Я люблю этот город за его контрасты. Только мне бы хотелось, знаешь, родиться когда-нибудь в семидесятые. Чтобы захватить и этот, современный мир, и то время, на которое пришлись детство и молодость наших родителей. Понятно, что и тогда было множество недостатков и недовольных, но, мне кажется, раньше была какая-то особая романтика, дружба. Вообще, за какие-то сорок-пятьдесят лет жизнь очень изменилась. Раньше читали стихи, а теперь — новости в Интернете. Стихи ведь требуют определённого внутреннего состояния, тишины, а мы всё торопимся, бежим, не выпуская из рук айфоны и айпады, боясь пропустить важную новость. Теперь нами правит информация.

— Ну, в основном я с тобой согласен. Вот только стихи и сейчас читают.

— На литературных вечерах в библиотеках? — засмеялась я.

— Ну почему же. В Коломенском тоже иногда можно услышать.

Я удивлённо приподняла бровь, а Саша тут же занял позицию передо мной, выставил ногу вперёд, выпрямил спину, поднял голову — принял соответствующую моменту позу, в общем — и начал декламировать что-то про весну и любовь.

Я сначала смеялась. Потом вдохновилась и смотрела на него с нескрываемым пиететом, потому что стих был длинным — запомни такой! А Саша читал с выражением и не сбивался из-за моего смеха и взглядов прохожих.