Пятнадцать поцелуев
Шрифт:
Но как ей объяснить, что даже жар самой лютой боли от любви мне дороже, чем здоровая комнатная температура? Что я не могу любить из-за статуса, денег, «потому что так надо». Только в любви горят глаза и вырастают крылья.
Разговор мы не закончили. Я не стала ничего объяснять, Алёне сказать было больше и нечего. Она забрала деньги и, пряча глаза, сообщила, что скоро придёт её Илюха и надо успеть пожарить картошки.
Я намёк поняла и быстренько удалилась.
Это была не моя Алёна. Не та подруга,
Столько потерь было вынести трудно. И всю обратную дорогу домой я ревела, не замечая взгляды прохожих. Их было мало — взглядов. В Москве давно царит равнодушие. Серые стены, серая погода, серые лица...
Я не всегда пессимист, но сегодня и моя душа была окрашена в этот цвет. А, как известно, наш внутренний цвет окрашивает и наше видение мира.
Очередной «пощёчиной» стала и домашняя сцена. Отец и мать были дома, ругались. Кто-то что-то кричал про развод, мать опять упрекала за любовные связи на стороне. Заметив меня, спросила, где я была, но я лишь грубо бросила:
— Не твоё дело, — и хлопнула дверью перед её носом.
Пусть сначала со своей жизнью разберутся.
В последнее время слово «развод» эти стены слышали всё чаще. А вместе с ним и кучу других — о разделе имущества, кто чего достиг на самом деле и кому чем обязан. При этом мама с приятной улыбкой и непроницаемым лицом продолжала играть на публику в идеальную семейную жизнь, до последнего не желая выходить из роли, как из любимого платья, не замечая, что оно давно стало мало и трещит по швам.
Меня тошнило от этой фальши. Я не хотела в этом участвовать и лишь отдалялась от них — от людей, с которыми и прежде не была слишком близка, но всё же многого о них не знала и потому казалось, что это нормально, что так живут многие.
Но нет. Все живут по-разному.
Прежде чем заснуть, долго слушала музыку в темноте, бездумно глядя за окно, где шёл то ли снег, то ли дождь. Приближался Новый год, но зима была серо-унылой. Небо всё чаще хмурилось, и, казалось, что все светлые дни, как и лето, остались позади и вернутся не скоро.
Вытащив наушники, прислушалась. В доме стало тихо — это хорошо.
Однако уснуть всё равно не получалось. Я ворочалась с боку на бок, думая о том, как увижусь завтра с Сашей и что мы друг другу скажем. Или будем делать вид, что не знакомы?
Стоит ли подойти к нему первой и попытаться вовлечь в диалог или ждать, пока с него схлынет гордость? И когда это будет?
И всё же утро наступило. Я сама не заметила, как заснула. А когда разлепила глаза под звук будильника, то, словно солдат, поступила в распоряжение нового дня, где всё строго по плану: пятнадцать минут, чтобы умыться и накраситься, еще пять — одеться, десять — позавтракать — и на выход.
В институт и на работу я добиралась на
Три пары пролетели, а сразу после, пообедав, я отправилась на работу.
К месту «икс» подходила с сильно бьющимся сердцем. Понимала: до встречи с Сашей меня отделяют всего несколько метров и пара мгновений.
Мы столкнулись в дверях. Он был уже в форме и выходил, и мы на пару секунд растерялись, словно оба не знали, как вести себя.
Наконец я сказала:
— Привет, — прошло всего пара секунд, но мне казалось, что вечность.
Он ответил мне тем же. На этом — всё. До конца смены я видела Сашу лишь мельком. Уходили мы всегда вместе, но сегодня он исчез, не попрощавшись. Неужели настолько сильно обиделся, что готов совершенно порвать отношения и забыть всё, что было?
Было больно, и даже музыка, которой я всегда лечила душу, лишь бередила раны.
А у подъезда меня ждал сюрприз. Алёна.
— Привет, — заметив меня, она направилась навстречу и улыбнулась, но как-то натужно, как будто это давалось ей с большим усилием.
Да и вся она была какой-то дёрганной, нервной. Как будто лишь внешне похожа, а внутри — другой человек. Перемена была столь разительной, что невозможно было не ужаснуться.
— Привет, — ответила я. — Ты чего сегодня на парах не была? — задала вопрос первой, опуская слово «опять» и умалчивая пока о другом: что она делает здесь так поздно?
— Плохо себя чувствовала с утра. Это всё из-за выкидыша, наверное. А что там нового? Много я пропустила?
Минут пять подруга пыталась вести светский разговор, интересовалась, как дела, но не так как прежде — дежурно, так что я не стала посвящать её ни в свои семейные дрязги, ни в разногласие с Сашей. А она об этом уже и не спрашивала, будто забыла. При этом Алёна всё время дёргалась, как будто куда-то спешила.
Потом не выдержала.
— Вер, прости меня, я… Мне очень нужны деньги. Можешь помочь?
Я опешила. Ведь только вчера дала ей полторы тысячи.
Потом, собравшись с мыслями, спросила:
— Зачем?
Вчера я об этом не спрашивала, полагая, что это нетактично. Но, кажется, зря. Получается, вчера я попросту откупилась от подруги. А ведь у неё явно какие-то проблемы. Вот только вряд ли она о них скажет.
Это из-за их разрыва с Глебом? Из-за нежданной беременности и выкидыша? Или что-то ещё? Или всё это связано?
— Алён, что происходит? — не дождавшись ответа, слушая лишь невнятную и совершенно невразумительную речь, настойчивее повторила я.