Пятнадцать поцелуев
Шрифт:
Через день родители возвращались в Россию. О том, что я остаюсь в Дании, они сообщили мне вечером первого января, так что за эти дни я уже не понимала, по какому из шокирующих обстоятельств лью слёзы — одно было хуже другого.
Когда родители оставили меня одну, потихоньку начала приходить в себя. Стала вести новый дневник (жаль, что не захватила с собой старый, так у меня осталось бы больше воспоминаний о наших с Сашей встречах) — это было своеобразной терапией. На память о своей самой большой любви у меня сохранилось только кольцо — подарок на день рождения,
Мне мучительно хотелось знать, как он и где. Я уходила на набережную или в парк и мысленно с ним говорила. Я знала, что рано или поздно вернусь в Россию и всё равно его встречу. Но будет ли он меня ждать? И какой будет наша встреча? Верит ли он в мою невиновность в том, что случилось или думает сейчас, что зря со мной связался и испортил себе жизнь? И как теперь Виктор Михайлович? И Сашина мама… Сможет ли она справиться сама с этим новым ударом?
И во всём виновата я, я!!!
От отчаяния хотелось выть, и плакала я в эти дни и недели столько, сколько, кажется, за всю свою жизнь не успела. «Надзирательница» сообщала обо всём родителям — что отказываюсь ходить на учебу и всё время одна, в своей комнате, да ещё и рыдаю.
Дважды прилетал папа, пытался со мной договориться и как-то утешить.
— Сколько вы будете держать меня здесь?
— Вера, доченька, ну пойми, это пройдет и тебе станет легче…
— Я спрашиваю, сколько?
— Я пока не знаю.
— А кто знает? Мать?
Он опускал глаза и переводил тему. Жесткий на работе, отец оказался совершенно безвольным в отношениях с женой и дочерью. Убедившись, что добиться ничего мне не удастся, я продумала иной план. Начала учиться и работать по вечерам: занималась онлайн с детьми и взрослыми по всему миру русским языком, выгуливала собак, почти ничего на себя не тратила и, таким образом, мало-помалу начала собирать собственный капитал. План был предельно прост: когда денег будет достаточно, выкрасть паспорт и улететь обратно в Россию, снимать своё жилье и больше ни за что в жизни не связываться с родителями. Забыть об этом отрезке своей жизни как о кошмаре. Конечно, в свой дневник я об этом ничего не писала, памятуя о том, что предыдущий уже не однажды читали.
Более-менее адекватная сумма собралась к октябрю. Но тут прилетели родители, и пришлось затаиться.
Во время одного из ужинов отец спросил:
— Соскучилась по Родине?
С матерью мы совсем не общались, хотя ко мне она обращалась и делала вид, что ничего и не происходит. С отцом я какой-никакой разговор поддерживала, и, словно безвольная кукла, каждый вечер садилась ужинать с теми, кого раньше привыкла считать семьей. К счастью, в обед и утром у меня были занятия в университете, и я сбегала всегда пораньше.
Я лишь молча взглянула на него исподлобья. К чему это всё? Я давно поняла их позицию.
— Хочешь вернуться? — задал он новый вопрос.
— Как будто это что-то изменит.
— Ты можешь полететь с нами, — прозвучало в ответ.
Это потом, оставшись наедине с собой и сложив два и два, я поняла: выборы остались позади, авантюра
— Правда?
— Да, — улыбнулся он, и я резко подалась ему навстречу и крепко обняла.
— Очень хочу! Очень-очень!
Так завершилась моя жизнь в Копенгагене, и я снова оказалась в Москве, которая, как и год назад, когда мы возвращались с Канарских островов, встретила серостью и порывистым ветром. Но мне было всё равно! Я мечтала здесь оказаться! И, главное, поскорее увидеть Сашу.
Спрашивать о нем у родителей опасалась, поэтому, едва оказавшись дома, не разбирая чемоданов, сразу же рванула к Виктору Михайловичу. Чуть замешкалась, зашнуровывая кроссовки, и услышала мамино хмыканье:
— Я же говорила, она сразу к нему помчится.
Отец ничего не ответил. А я поскорее сбежала вниз по лестнице, пока меня не остановили. Хотя реакция родителей, честно сказать, обескуражила. Конечно, они всё знали, но почему не стали препятствовать? И мысли лезли в голову не самые лучшие…
Глава 23
Дверь долго не открывали, и тогда я решилась позвонить соседям. Открыла женщина средних лет и, оглядев меня с ног до головы, молчаливо уставилась, мол, чего надо. Наружность её была не самой опрятной, да и взгляд не слишком приветливый, но выбирать не приходилось.
— Скажите, а Виктор Михайлович…
— Помер, — перебила она и потянула дверь на себя, собираясь закрыть.
— Подождите, как помер?
— А как помирают? Лёг и не проснулся. Отмучился, царствие ему небесное, — и размашисто перекрестилась.
— А его внук?
— А ты кто будешь? — без церемоний задала она встречный вопрос.
— Я подруга Саши, внука Виктора Михайловича.
— А Саша где — этого я не знаю. Дед говорил, воюет — больше ничего.
— Где воюет?
— Сказала же, не знаю. Всё, некогда мне.
И дверь перед моим носом всё же захлопнулась.
По лестнице вниз я не спускалась — сползала. Хотелось, чтобы ледяной московский ветер унёс меня в прошлый октябрь, где было так беззаботно и хорошо… Где мы вот-вот познакомимся с Сашей и можно как-то переиграть… Предупредить, защитить… И самой защититься. Но, увы, повернуть назад невозможно.
Ожила я лишь на Чистых прудах, куда забрела, не отдавая себе в том отчета, когда в руках зазвонил телефон.
Говорить ни с кем не хотелось, но незнакомый номер вселил надежду: а вдруг это Саша?
— Алло, — тихо произнесла я в трубку, замирая.
— Ну что, подруга, соскучилась? — раздался голос Алёны. Хоть и с хрипотцой — я сразу его узнала.
— Алёна? — переспросила зачем-то.
— Ага, — хмыкнула та. — Совсем не звонишь… Ещё и номер сменила. Спасибо, у подружек бывших узнала.
— Алёна, ты знаешь, что с Сашей? — без предисловий выдала я.
— Ну вот, вместо того, чтобы поинтересоваться моей судьбой, ей только Сашу подавай!
Я выдохнула, стараясь не раздражаться.