Пыль и сталь
Шрифт:
— Что ещё за приют Кройна? — спросил Таринор, подкинув веток в костёр.
— Дрянное место, — ответил за Игната Бьорн. — Сирот везде и во все времена хватало, но в Дракентале один предприимчивый делец придумал, как можно обратить людское горе себе на пользу. Папаша Кройн, так его зовут местные беспризорники, а как его звать на самом деле я и не знаю. Но мне известно, что он велит уличным мальчишкам и девчонкам слушать и запоминать всё, о чём треплются в городе. Эти слухи они рассказывают ему, а он в свою очередь Йоахиму Раухелю.
— Это что
— Глава тайной службы Рейнаров. На редкость ушлый тип. Его прозвали многоухим, потому что уши у него в самом деле повсюду. Не удивлюсь, если ему известно, что Игнат утром достал у себя из носа.
— Не ковыряюсь я в носу… — буркнул маг. — А Кройн и впрямь негодяй, но с ним у уличных детей Дракенталя хотя бы есть крыша над головой и кормёжка. К тому же благодаря ему стража закрывает глаза на их мелкие шалости. Даже если поймали за руку, папаша договорится.
— А как вы вообще жизнь свела тебя с Игнатом, Бьорн?
— Да как-то сдружились со временем, — пожал плечами командующий стражей. — Впервые я его увидел, когда меня послали в Алый брод. Там я и остановился в «Хворосте», тогда старый Берт ещё не добавил к названию «Факел». Разговорились, Игнат оказался славным парнем.
— Как и Бьорн, — улыбнулся маг. — Когда я узнал, что он из лордского дома, поначалу и не поверил.
— Я и сам, помнится, поверить не мог, — усмехнулся Таринор. — Давно это было, семь лет назад. Мы оба были в войске Однорукого, когда он ещё не был одноруким.
— Выходит, ты побывал на войне? — вмешался Игнат.
— Ещё как побывал, — с горечью в голосе ответил тот. — Но рассказывать об этом даже не просите. Поганое время — поганая тема для разговора.
— Понимаю, — сказал Драм. — Людские войны — это невообразимо. Мы всегда ужасались вашей способности столь массово убивать друг друга.
— Странно слышать такое от тёмного эльфа, — усмехнулся Игнат, грея руки над огнём. — Уж кто бы говорил насчёт убийства себе подобных. Не думаю, что вы жалуете своих собратьев с поверхности.
— Времена эльфийских войн давно прошли. Наши народы стали мудрее. В конце концов, мы все — лишь части одного. Как две стороны луны, светлая и тёмная, попеременно меняющие её лик, но не меняющие сути.
— Сейчас снова начнётся про богов, луну и прочее, — улыбнулся наёмник.
— Всех нас так или иначе ведёт воля богов, — парировал Драм.
— Пускай эльфы думают, как им хочется. Раз эти мысли помогают им не воевать, хорошо. А мне проще жить, когда богам нет до меня дела.
— Богам есть дело до всего, Таринор. Ты можешь быть частью их замысла, даже не подозревая об этом.
— И предпочту и дальше об этом не подозревать, — ответил наёмник, поёжившись от порыва холодного ветра, что обдал его спину. — Я тебе так скажу. Короли считаются благословлёнными богами, так? И войны начинают именно короли. Получается, что боги одобряют войну. Так зачем мне преклоняться перед теми, кто одобряет и потворствует убийству тысяч простых людей, устроенному лордами и королями
Эльф выслушал Таринора, но не ответил ничего. Вздохнув, он перевёл взгляд на ночное небо. Игнат вообще был под впечатлением от этой тирады и старался не проронить ни звука. Где-то пели сверчки, и свистел ветер, обдувая скалы.
— А я просто хочу, чтобы мне снова было, что терять, Таринор, — нарушил, наконец, молчание эльф.
— Ну, а у меня жизнь вот такая, Драм. Где найдёшь, где потеряешь… — наёмник бросил в костёр ветку, подняв сноп искр в ночной воздух. — Колесо истории смазано кровью. И я больше не хочу быть в нём ни спицей, ни смазкой. Слишком многих я знал, кто попал под это колесо, как мышь под телегу. И кто правит этой телегой, люди или боги, мне уже не важно, главное — самому не стоять у неё на пути.
Таринор поднял взгляд на погрустневшие лица и улыбнулся.
— Я же говорил, что тема для разговора дрянная. Жизнь есть жизнь, и у нас всех ещё есть в ней дела. Смотрите-ка, уже стемнело, — он встал и втянул носом прохладный воздух. — Стало быть, скоро и дракон проснётся. Пора заняться овцами. Драм, готовь склянку.
У всякого уважающего себя бродяги-наёмника всегда при себе был остро заточенный нож, и Таринор не был исключением. Его ножик служил верой и правдой уже несколько лет и, хоть порядком истончился от частой заточки, всё ещё был способен без труда отрезать кусок бечёвки или разделать кроличью тушку. На этот раз предстояло иметь дело с тушкой покрупнее, чем кролик, с другой стороны её и разделывать было не нужно.
Таринор отвязал одну из овец и занёс над безмятежным животным нож, но только сейчас осознал, что понятия не имеет, как правильно её зарезать.
— Кому-нибудь это делать приходилось раньше? — спросил он, бросая настороженный взгляд в бездонную темноту пещеры.
— Ты ведь наёмник, бродяга, учись-тут-учись-там? — усмехнулся Игнат. — Неужели ты никогда…
— Да. Никогда. Я же не овцевод, — недовольный голос наёмника отражался от скал дрожащим эхом. — Но думаю, только я начну её резать, она взбрыкнёт и убежит. Драм! Тебе ведь, кажется, приходилось иметь с ними дело?
— Мне бы не хотелось об этом вспоминать, — эльф поморщился.
— Но ты же как-то…
— Да, я утащил овцу! — почти криком ответил Драм, и наступившее молчание нарушал только треск огня. — Это позор для благородного этельдиар, но мне пришлось украсть у крестьянина и запятнать клинки овечьей кровью.
— В этот раз тебе не придётся ни красть, ни пачкать клинок. Вот, держи и перережь ей горло.
Драм со вздохом взял нож.
— Я не уверен, что получится. Та овца была гораздо меньше… овцёнок.