Пыль на ладонях
Шрифт:
– Кровь… – простонали из угла.
– А что там, вода должна течь?
– Кровь… Она…
Егор заиграл желваками, выглянул за дверь – в коридоре начали собираться любопытные. Они недоумённо рассматривали дорожку из кровавых капель, неуклюжего Антон Антоныча, что ползал по полу и собирал телефонную рухлядь.
– Твою же… – Егор упал на колени в Ленкином изголовье, подцепил скользкое полотенце, придавил к её лбу.
– Горе, – прошептала она, попробовала пошевелить рукой, Егор сжал ладошку.
Славка тем временем обрабатывал «пленных»:
– Штейнмана знаете? – спросил он.
– Да… – ответила за обеих
– Точно, – похвалил Славка. – Ещё он врач. Бегите в восемнадцатый, скажите: «Славке Жуку руку оторвало».
– А кто это? – дрожащим голосом поинтересовалась сероглазая. Её пухлая подружка продолжала трястись всем телом, но движение к выходу начала без лишних вопросов.
– Я это, – Славка похлопал сероглазую по щеке и более миролюбиво попросил: – Давай поскорее, училка. Если девочке станет хуже, этот злобный дяденька никого не пощадит, – он кивнул на Егора. – Ты же кино про любовь смотришь?
– Угу, – промямлила сероглазая и скрылась вслед за пухлой подругой.
Славка опустился на пол, опёрся спиной о соседнюю кровать, прикрыл глаза, пробормотал напряжённой спине товарища:
– Всё, Клёва, всё. Теперь только ждать. Миша Штейнман, знаешь, какой замечательный портной – шьёт на загляденье. И чекурявую твою тоже подлатает.
Антоныч вытягивал шею, играл желваками, но ругаться не спешил.
– Может, скорую, Славик? – предложил он неуверенно.
– Прости, бать, за телефон, – ответил Евтюхов.
– Да ну его! Давай в скорую звякнем?
– Нет! – отрезал Славка. – Миша починит, Миша умеет.
– Как знаете.
– Знаю.
– Пойду, воды накипячу, – объявил Антон Антоныч.
– Спасибо, – поблагодарил Егор закрывающуюся дверь.
– Кровь подотри! – рыкнул Славка. Вахтёр не ответил.
Галдели в коридоре студенты, по уличной трансляции скучно подвывал классик эстрады, а далеко-далеко под небесами рубил воздух лопастями вертолёт…
Вскоре дверь распахнулась:
– Где этот хмырь с оторванным членом? О, ёп… – Миша Штейнман, как смог изобразил неловкость. Худой и длиннорукий, словно паук, он решительно шагнул в центр комнатки, мягко оторвал Егора от Ленки. При этом успел подсмотреть что-то под его глазами и извиниться: – Простите.
– Горе… – прошептала Ленка, Егор дёрнулся, но Штейнман остановил его.
– Что ты, золотая моя, это далеко не горе. Так – горюшко, – Миша невзначай убрал полотенце, кончики пальцев мягким пёрышком ощупали рану. Он поморщился, обернулся к Егору: – Где так погуляли хорошо?
– Какая разница?
– Никакой… Нормальная, качественная разборка: рассечение – купол целый. Жутко, страшно, крови много… Будто вазу раскрошили… Пила?
– Мало, – встрял Славка.
– Значитца, пила, – подытожил Миша.
– Горе – это я, – зачем-то уточнил Егор.
Миша приподнял брови, да и махнул рукой: «Какая разница?»
– Значит так, бузотёры, – Миша загнул первый палец. – Из каюты – вон! Мне тут кровожадные влюблённые не нужны. Жук!
– Да?
– Отправь студента ко мне в каюту, там под койкой чудо-чемодан с волшебной таблеткой.
– Оранжевый? Как в шапито? – Славка подтолкнул Егора к выходу.
– Угу, – Миша сделал предостерегающий жест. – Только, чур, больше нигде не лазить – мало ли какие тайны могут быть у еврейского доктора! Всё понял, Клёва?
– Да понял… –
Миша напрямую не ответил, но выразительно покачал головой:
– А помнишь, Славик, как Толстопят был на песке распят? С семиметровой высоты… И я, портной, одной цыганской иглой и журналом «Новый мир» оказывал первую помощь?
– Ну, – кивнул Евтюхов.
– И ведь до чего ты радовался, Славочка, что за дохтара можно не платить. А вот коньячок был недурен, ох, недурен… Клёва, жми за рундуком!
Егор выпал в коридор и, раскидав, как кегли, любопытных, помчался к лестнице.
Тесная каморка Миши Штейнмана, наверное, самая маленькая комнатка в педучилище, вмещала в себя многое: кровать с панцирной сеткой зажимали стопки перевязанных книг, рулонов бумаги, клея. Тряпочные лоскутки свешивались со всевозможных поверхностей. Их разбавляли катушки ниток. На столе, сразу за термосом, громоздилась старинная швейная машинка. В пустой бутылке коньяка набухали от останков спиртного окурки. В элегантном гранёном стаканчике кверху зубцами торчала вилка. Шпротина на ней давно подсохла. На стене в скромной рамке светилось древнее фото, там солидный румяный дяденька жал руку кудрявому и молодому Мише Штейнману, а ниже чернела небрежная, трудночитаемая надпись: «Интерну Мишане от зав. Отделения Урологии». И подпись: «Пиписькин доктор Вадим Петрович Лопатин».
– Бля! – выругался Егор, с ходу занырнул под кровать. Паутина, силуэты пыльных коробок, стоптанная домашняя тапка. Блестит малахитовым боком дорогая перьевая ручка. Оранжевым чемоданом и не пахло. О чёрт – быстрее! Егор начал разбрасывать коробки, пытаясь добраться до стены. Несколько раз ударился об острый железный угол, но не заметил этого. Наконец, психанув, скинул на пол матрас. Бутылка опрокинулась, разбилась, запахло древней сивухой. Застучал гранями стакан. Где, где! Он рванул кровать за спинку – сетка соскочила с пазов, ударилась. Коробки под ней захрустели, звякнуло стекло. Егор перевернул сетку, распинал хлам ногами – нет оранжевого чемодана, нет! Может, не здесь? Он заглянул под стол – нету. Обратил внимание на дверцы встроенного шкафа. Цветная проволока, что стянула алюминиевые ручки, держалась под внутренним напором из последних сил. Егор рванул их на себя. Чёрт! Хлам, хлам, хлам – он покатился на Егора волной цунами: вещи, обувь, помятая подзорная труба, лыжная палка, и много чего ещё. Вдруг среди старинной серости призывно зарябило. Уголок чемодана, а точнее – объёмного медицинского кейса, выглядывал с верхней полки. А вторая лыжная палка в совокупности с другим, необъятных размеров чемоданом перекрывала доступ. «Чё-ё-рт!» – застонал про себя Егор и схватился за неё обеими руками. Жалобно заголосили доски, он налёг сильнее, зарычал: – Ну, давай же!
Едва решив головоломку, Егор выкатился из комнаты, ударился увесистым кейсом об стену. Да что там, кирпичи? Выглянувшие было соседи Штейнмана мигом скрылись за дверьми. Егор оттолкнулся ногой, будто на забеге, в один прыжок оказался рядом с перилами. Чуть не споткнулся, успел перехватить руками старинные кованые вензеля. Кейс упорно тянул вниз. Давай, давай! Егор поскакал на первый этаж, рискованно перепрыгивая через две-три ступеньки.
– Славка, я иду-у! Уже иду!!! – его внесло в первую комнату.