Пыль на ладонях
Шрифт:
– Ты чё, Пика, какой термос? В натуре, не пикник – только водка. Революция, понимать надо.
– Вон и телеграф рядом, банк, прокуратура – как в учебнике. С коммуняками будем делиться?
– Чем?
– Ну, властью.
– Если у них есть бухло – да. Только уговор: им вокзал. Пусть едут.
– Гы-гы…
За весёлой суетой поставили столик, разложили на нём стопку бланков для сбора подписей, развесили наглядную агитацию и «скользкие» лозунги. Гвоздя программы, плаката с фашистским тортом, избегали. Артём заодно с некрасивой сутулой студенткой, которую Егор прозвал Очкастой Коброй за очки
– Лен, – позвал Егор.
– Да, – отозвалась она. Он протянул ей чашку с горячим чаем. Они со Славкой смотались до фастфуда, где запаслись огромными бутербродами, а клоунский начальник пополнил термосок. Ленка взяла кружку двумя руками, блаженно спрятала в ней покрасневший от холодка нос. Шумно втянула горячее. Глянула на Егора поверх края кружки. Поблагодарила.
– На здоровье, – отозвался он. Уселся рядом со Славкой на ступеньку, вгрызся в бутерброд. Для какой же пасти делают такое чудовище? Лук и кетчуп посыпались мимо рта.
– Фу ты! – выругался Славка, утёр рот крохотной салфеткой. Свернул её и начал уголком оттирать полу пальто. – Свинья.
– Свинья, – согласился Егор, поискал глазами Пашку, коротко свистнул. Тот застыл на месте. – Эй, двоечник, дай кресло генеральше.
Пашка окинул Ленку взглядом, хмыкнул, но стул принёс – отобрал его у писаря.
Спустя каких-то полчаса студенты, вкусив заодно с водкой шального азарта, разбрелись по всей площади и начали доставать прохожих. Те воспринимали их как буйных, на провокационные вопросы отвечали уклончиво, с нервным смешком. Никто подписей под сомнительными воззваниями ставить не спешил. Две камеры местного телевидения мазнули по «повстанцам», замерли на монументе Президента. Операторы встретились друг с другом взглядами, один из них выразительно повертел пальцем у виска.
– Да, знаю я, знаю, – огрызнулась Ленка и отобрала у Егора луковый бутерброд. Никаких иностранных СМИ в Берёзове не появилось.
– Может, со спутника снимают? – предположил Егор.
– Ага, давайте плакатики положим на асфальт и сами ляжем, – поддержал Славка. – Чур, со мной вон та рыженькая.
– Чубанова, – машинально подсказала Ленка.
– Что? – Славка задумчиво рассматривал бесконечный бутерброд.
– Это – Светка Чубанова. Она не рыжая – крашеная.
– Мадам! – не поверил Славка. Но Ленка махнула рукой и с тоской глянула на часы. Тринадцать тридцать пять. Тем временем высоко засвистели динамики сцены, дива в кокошнике недовольно обернулась на звукооператора, тот помахал рукой и передвинул регулятор микшерного пульта.
Бодрый тенор под аккомпанемент казачьего хора заявил:
– Из глубины веков, с былинных дел, с ворчанием волхвов… – хор на сцене заворожённо притаптывал, качался из стороны в сторону. – Свершений вихри тебя к нам пригласили… И сколько б неудачи нас ни били – грядущее избавишь от оков… – чёрные орлы на флагах махнули крылами, а бабий стан подхватил негласный гимн Президента.
– Ну вот, началась вакханалия, – пробурчал Егор.
– Да, ладно тебе, праздник у людей, – не поддержал Славка.
– Да прекратите вы! Егор! – вмешалась Ленка.
– Вот именно, прекратите, – Славка окинул Егора победным взглядом. – Вы, Леночка, кладезь женской мудрости…
– Семён! – Ленка дёрнула за рукав сухонького прозрачного парнишку. – Иди к девчонкам, пускай выбираются оттуда. Как бы старухи не порвали!
– Сама и иди, – парень скорчил недовольную гримасу. – Я что, гонец?
Егор подскочил со ступеньки, не переставая жевать и пахнуть луком, выдохнул в моргающие глазёнки:
– Па-ашёл!
Подростка смыло, только мелькают каблуки, и развевается по ветру курточка.
– Вот, – улыбнулся Славка. – Прячешь ты гений руководителя, Егорушка.
– Горе, зачем мальчика напугал, – покачала головой Ленка.
– Переживёт, – огрызнулся тот. Настороженно покосился на позиции коммунистов: патефон заглох, «кавалерист» глумливо срывал со стенда агитку. Большевики, как всегда, чувствуют позицию момента. Егор предложил: – Всё, поиграли – сваливать надо. Звони своему петуху…
– Егор!
– Ну, декану – это разве что-то меняет? – он пожал плечами, глянул на ополовиненную бутылку водки в руках Пашки. Вздохнул – внутренний голос погрозил пальчиком: «Не пей, Клёва, водке не время!» И это «не время» душило не хуже дурного предчувствия.
Адская песня, халявная выпивка и буфеты разжигали толпу. Любопытствующие превращались в сочувствующих, сочувствующие – в единомышленников. Всё чаще народ с восхищением оглядывался на золотой монумент. Но вопреки ожиданиям обнаруживал там горстку человечков, которым мозг – сначала пусть и негласно – присваивал понятие «чужой», «не с нами». До слова «бей» в таком случае недалеко.
Егор ёжился под фанатичными взглядами человеческого моря. Лена «горела», кусала губы, но храбрилась. Славка по приобретённой в армии привычке стремился подставить минимум огромного тела, поэтому сидел на стуле вполоборота.
– Что я вам скажу, господа революционеры, текать надо, – объявил он.
– Почему это? – нахмурился Пашка.
– Предчувствую, – сказал Славка.
– Ой, девочки, а менты? – всхлипнула Светка Чубанова. Она как-то само собой давно жалась к масштабному Евтюхову.
– За «девочек», конечно, спасибо, – пророкотал он и обратился к лидерше. – Лен, пошли домой, а?
– Погоди, – Ленка ещё раз набрала номер декана, вызов пошёл, в динамике всхлипнуло, загудело. Она показала знаком «тише», все замолкли. Даже мальчишка с позывным Буга замер над бутылкой пива. – Андрей Сергеевич, долго нам ещё?
– Бу-бу-бу! – донеслось из трубки.
– Приезжайте… Да нет тут ментов – одни бараны и подпол жирный! – взорвалась она. – Что нам тут ловить?!
– Бу-бу…