Пыль на ладонях
Шрифт:
– Нет, не разворачивали… Да, боюсь! Порвут ведь! Чего? Самое время? Вот и подъезжайте, поглядите, что творится… Нет здесь никакого телевизора – холуи одни. Да, местные! На хрена мне ваш «автомат» в больнице?
– Бу… бу…
– В смысле «не горячитесь»?! Артём? Да здесь… Зачем? – она поискала его глазами, втиснула трубку. – На, целуйтесь! – и отвернулась к остальным.
Народ загалдел:
– Ну что, когда он автобус пришлёт?
– Замёрзли.
– Водка кончилась…
– Ну, кто о чём!
– А давайте ко мне на дачу…
– Да, когда домой-то,
Ленка в ответ лишь прищурилась, ткнула пальцем в расцветающего с телефоном в руке Артёма:
– У него спросите.
– Тю-у, – протянул недовольно Сокол, – По домам!
– Декан сожрёт, – уверила Светка Чубанова.
– Пусть хоть водки подвезёт, – угрюмо предложил Буга.
– В больницу? – Пашка шмыгнул носом, утёр капли рукавом. А на сцене вступил в действо детский ансамбль. Замелькали фанерные балалайки, и две девчушки в сарафанах с триколором загорланили нескладно про счастливое детство и облака конфет. Егор подтянул Ленку к себе. Но прежде девушка успела обернуться и жестоко грянуть в сторону своего телефона:
– Гандон, – ребята согласно закивали.
Вот жидкая строчка милиционеров растворилась в водовороте орущих, поющих и пьющих. Под пятой диктатора сделалось откровенно неуютно. Детей сменила дива в кокошнике, умело взяла инициативу:
– В этот знаменательный для всей страны день, в день рождения Отца, Заступника, Избавителя…
– Осеменителя, – добавил Славка вполголоса.
– …Мы собрались здесь, чтобы отдать ему дань почтения. Слиться в…
– Экстазе, – подхватил Славка. Эх, Света…
– …едином порыве, оголить наши сердца и души… – поправила Евтюхова дива.
Ленка кусала губы и со страхом наблюдала, как празднично звереет толпа.
– Слава, заткнись, – посоветовал Егор. Тот покорно повёл плечами, но заткнулся.
– Через пять минут, – закатывалась дива. – Ровно через пять минут по всей стране грянут куранты – наш вождь отметит ровно полвека. Полвека дум о народе, государстве и счастье, равном для всех. Часы! Посмотрите на часы!
– Э-э-э!!! – к небу взвились руки с часами, сотовыми телефонами и пивными бутылками. Снова, по команде дивы, оператор поколдовал над пультом.
– …Когда он крохой важной был и воровал печенье, он план свершений сотворил на памперсе, наверно, – не выдержал молчания Славка, упреждая заливистого тенора под первые проигрыши.
– …Когда он крохой важной был… – вторил Славке тенор. Все шестьдесят студентов покатились со смеху. Крайние ряды толпы недовольно обернулись: кто-то тыкал пальцем, многие фанатично сверкали глазами, но продолжили открывать рты, вторя певцу.
– Палево, – обрисовал ситуацию Пашка. – Лен, ну его, этот митинг, пошли отсюда.
Неожиданно вмешался полоумный Артём: он вернул Ленке телефон, чтобы важно доложить:
– Сейчас греческое телевидение подъедет, Андрей Сергеевич велел
Все, кто мог цыкнуть в лицо придурка, цыкнули. Егор в том числе.
Артём набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить, но Очкастая Кобра его опередила:
– Ссыте все, ссыте, да? – она поправила очки на красном носу, уничтожая взглядом Егора, Ленку, Славку. – Вы – трусы.
– Иди в жопу, дура, – спокойно ответил Егор. Он приобнял Ленку за плечо, отчего его куртка съехала с лацкана пиджака. Тускло осветилось серебро. Пашка вывернул голову, заглядываясь, присвистнул.
Кобра отреагировала на орден брезгливым вопросом:
– Купил?
– Купил, – спокойно ответил Егор. – Не задорого.
– Оно и видно, – Кобра ещё раз поправила очки и показала на толпу, – из-за таких, как вы, они такие!
Ленка не выдержала, рявкнула так, что вмиг улетучилась сельская учительница:
– Пошла на хрен, коза! – она взвесила на руке полупустой термос.
– Иди вон, резвись…
– Да и пойду! Тряпки! Пошли!
– Очкастая Кобра дёрнула за рукав оцепеневшего Артёма, от рывка у него громко щёлкнула челюсть.
– Козлы учёные, – добавил вслед Буга вслед уходящим, он вдохнул из пустого стаканчика водочный дух. Закручинился. – Ну что, за водкой отправим кого-нибудь?
Под последние куплеты дива весело известила:
– Раз!
– Раз! – отозвалась эхом толпа.
– Два!
– Ага! – грянул народ.
– …под шелест российских берёз нам счастье и радость принё-ё-ёс! – надрывался тенор остатками воздуха.
– Пять! – дива протянула микрофон к народу.
– Пя-а-ать!
– Офигеть, – пробормотал Егор. – Не увидел бы – не поверил. Спасибо тебе, Ленок, развлекла так развлекла!
– Пожалуйста! – ответила она. – Ты зачем орден нацепил?
– Мама заставила. Говорит: «Будет пиджак без ордена – решат, что украл».
– Деся-а-ть! – с хрипом застонала дива. Ещё немного – и выскочит из сарафана. Кокошник съехал в сторону. Грянул вулканом гимн, вызывая ликование.
Беда проклюнулась. А именно: когда одна счастливая мать родила Артёма. И красив, и умён, и в меру послушен, да вот беда: упёртый, зараза. Можно назвать это замечательное качество настойчивостью, непоколебимостью, да и порадоваться тихо… Если бы не товарищ подполковник – вот и его покрасневшая от возбуждения рожа, а погоны подёрнулись к небу, как ангельские крылья. Брызжет слюной и похабными словами. Фуражка в руке, благородная седина встопорщилась хохолком. А ведь только что Ленка счастливо объявила «четырнадцать часов», народ загудел ульем и начал собираться. Всего-то полчаса оставалось! Даже концерт, после завершения официальной части – вполне ничего: бабы топочут, мужики поют, дети радуются и по-серьёзному смешно декламируют стихи. Блины, горячий чай, полевые кухни. Если стоять в очереди кучкой и не фанатеть, то вполне безопасно: даже бабки с транспарантами не так брызжут ядом – жертва им нужна одна, желательно трепыхающаяся. Какой смысл жалить дохлую собаку?