Пылающий Эдем
Шрифт:
– Так вы были на одном из выступлений Курсона? – обратился кто-то к Робу Фосету.
– Я захотел лично послушать его. Газеты боятся печатать его речи полностью.
– Ваша жена говорит, что он произвел на вас впечатление.
– Да, хотя одного раза для меня достаточно. Я слишком высокий и могу стать отличной мишенью для бутылки или кирпича.
– Они посходили с ума. Дня два назад на одном из таких политических сборищ, неподалеку от Причальной улицы, затоптали ребенка.
– Я не видел ничего подобного.
– Говорю
– Как посторонним, нам дадут пожить на острове еще лет десять.
– Ну, вы скажете. Не больше четырех-пяти лет.
– Да нет, если у власти останется Мибейн, думаю, прогноз будет более оптимистичным.
– В конце концов какие-нибудь сумасшедшие сбросят его и всё закончится. Попомните мои слова, здесь будет, как на Кубе.
– Ближайшие три дня покажут. Если Мибейн победит, все будет в порядке. Он наведет порядок.
– Сомневаюсь. Страсти накаляются.
– Дайте ему возможность! Сколько у него было времени?
– Достаточно, чтобы заполнить тюрьмы воображаемыми врагами.
Впервые за вечер, не считая хозяина, чьи-то слова прозвучали диссонансом в общем слаженном хоре. Исходившие от новичка на острове, они вызвали волну недоумения и несогласия.
– А вы не преувеличиваете, мистер Трамбел?
– Напротив, я не сказал и сотой доли того, что могло бы быть сказано.
Мистер Трамбел, очень молодой юрист, был известен своими либеральными взглядами. Недавно он открыл практику в Коувтауне. Сейчас его немного детские голубые глаза приняли настороженное выражение, как будто он внезапно понял, что остался практически в одиночестве.
Однако секунду спустя он обрел поддержку.
– Мибейн – жестокий человек, практичный, образованный зверь.
Эти слова произнес племянник Уитеккера, музыкант. Возмущенные лица повернулись в его сторону, но никто не возразил, потому что Уитеккеры были одной из самых богатых семей на острове и им доставляло удовольствие посмеиваться над своим «странным» племянником. А кроме того, припомнил Фрэнсис, родственники молодого человека со стороны матери вкладывали деньги в нефть.
Хозяин дома спокойно проговорил:
– Более того, всё, что вы называете законностью и порядком, не более чем эвфемизмы для обозначения полицейского государства.
Уитеккер открыл свой маленький розовый рот:
– Ты имеешь право на свое мнение, Роб, и мой племянник тоже, но я бы посоветовал вам обоим быть осторожными в своих высказываниях. Неподходящее время для подобных разговоров.
– Мистер Уитеккер прав, – четко произнес Фрэнсис. Он не намеревался говорить, он сознательно выбросил из головы мысли, не касающиеся его собственных дел, и потому сам удивился своей реакции. – Даже те из вас, кто поддерживает нынешнее правительство, не чувствуют себя в безопасности, не так ли?
– Должны ли мы понять вас таким образом, – спросил кто-то, что вы голосуете за Курсона?
В словах говорившего
– Я вообще не собираюсь голосовать, – коротко ответил он. – А что я думаю, так это «Чума на оба ваших дома».
– Ну конечно, вы уезжаете. А для тех, кто хочет или вынужден остаться, перспектива не очень-то радужная. Лично я считаю, что Курсон разорит всех нас. У него могут быть хорошие слова и намерения, но в конце концов он пустит нас по миру.
– А что у вас есть? – спросил племянник Уитеккера.
В этот момент старший Да Кунья, одетый как подобает торговцу его класса, подошел к ним и сел на свободный стул. Он был заметно взволнован.
– Я только что из города. Взгляните на это, – он развернул газету. – Специальный номер «Рупора», вышел сегодня днем. Я прочту вам. Слушайте, передовая написана Кэт Тэрбокс.
«В течение многих месяцев мы разными способами собирали информацию о тех людях, которые управляют нами, которые смеют называть себя нашим правительством. Сегодня, накануне решающих выборов настало время обнародовать правду.
Начать с того, что это вовсе не правительство. Это частное объединение джентльменов-преступников, защищаемых секретной полицией, которой хорошо платят за счет взимаемых с вас налогов, за счет вашего труда. Наша страна превратилась в тихую гавань для предприятий теневой экономики, торгующих наркотиками и оружием и отмывающих грязные деньги. Государственные средства текут в карманы премьер-министра и его друзей; они надёжно спрятаны в девятнадцати разных банках не где-нибудь, а в Швейцарии. Понадобится армия юристов и неизвестно сколько лет, чтобы вернуть их народу, которому они принадлежат.
– Боже мой! – произнес Уитеккер. Да Кунья продолжал:
«Эти люди почти каждый день говорят нам о коммунистической угрозе, о примере Кубы. Но они никогда не упоминают о том, что победа коммунизма на Кубе стала возможной потому, что сначала шайка воров довела страну до разрухи». Ну и дальше там еще, – сказал Да Кунья. – Возьмите, посмотрите.
– Она не подписалась под этим?
– Подписалась! Большими черными буквами. Здесь еще врезка: «Если вам не безразлична судьба вашей страны, если вам не безразлична собственная судьба, вы проголосуете против них. Вы проголосуете за Патрика Курсона».
– Безумная женщина!
– Почему? Я бы назвал это мужеством!
– Разумеется, если вы называете мужеством самоубийство.
Кто-то неохотно произнес:
– Что ж, она, действительно, выступает за то, что думает. Этого у нее не отнимешь.
– Боюсь, долго она не продержится. После такой статьи.
– Плохо, что Лионель уехал в Англию. Разведенный или нет, он остановил бы ее. Он всегда обожал ее, даже после развода.
– Он не смог бы ее остановить. Вы не знаете Кэт Тэрбокс. Она делает то, что хочет.