Пылающий Эдем
Шрифт:
Фрэнсис вставил несколько слов:
– Доверие к вашей полиции и…
– Полиция была бы не нужна, если бы граждане вели себя должным образом. А сейчас, если вы извините меня, Фрэнсис, у меня впереди напряженный день.
В трубке раздался щелчок.
Фрэнсис повесил трубку и повернулся к Кэт. Его взгляд выражал полную беспомощность.
– Вспомни, я никогда не верила ему, – тихо сказала она. – Ничего конкретного, шестое чувство. Я никогда не знала, к чему же он стремится. Лучше иметь дело с Лионелем! С ним всегда все ясно! Послушай, ты никогда не задумывался, почему Николас остался в стороне
Когда она повернулась, он увидел, что уродливые рубцы у нее на спине вздулись.
– Нам нужно найти врача, – сказал Фрэнсис. Неизвестно только, подумал он, безопасны ли улицы и ответит ли кто-нибудь на их вызов. В этот момент раздался настойчивый стук во входную дверь. Он поднял нож, чувствуя себя одновременно дураком, и осмотрительным человеком. Держа нож на виду, он открыл скрипнувшую дверь.
– Это ты, Фрэнсис? – спросил Патрик Курсон. По его помятому, измученному лицу было видно, что ночь он провел на ногах. – Я только что узнал. Как она?
– Заходи. С ней все в порядке, если не считать спины. Они… содрали кожу.
Патрик был мрачен.
– Дела плохи. Идет бой за радиостанцию и летное поле. Но с нами – большинство рабочих с деревообрабатывающей фабрики. К четырем утра почти половина полицейских перешла на нашу сторону. У нас убиты почти пятнадцать человек, – он перевел дыхание. – Там – хаос, кровавый хаос.
На мгновенье Фрэнсис потерял дар речи, не находя слов, чтобы выразить свое сожаление и растерянность.
– Я провел здесь всю ночь, – несколько не к месту сказал он.
– Тебе лучше вернуться в Элевтеру, пока есть возможность. В этом районе пока спокойно. Я оставлю людей охранять её дом.
Патрик повернулся, чтобы уйти. Фрэнсис протянул руку.
– Сейчас не время, я знаю. Я только хочу сказать, что этой ночью я переродился.
И как только он произнес эти несколько слов, он почувствовал внутреннее облегчение; неловкость и сожаление начали отступать.
Патрик сжал его руку.
– Тогда пожелай нам удачи, – сказал он, коротко улыбнулся и вышел.
Фрэнсис вернулся домой после полудня. Он ехал длинным, извилистым путем, чтобы избежать постов полиции и деревень, где могли продолжаться столкновения противоборствующих сторон. Дороги были грязными и напоминали скорее горные тропы. Радио в машине держало в курсе всех событий – станция снова заработала. Повсюду на острове вспыхивали стычки, казармы захвачены, аресты произведены, летное поле перекрыто (значит, я не могу отправить домой Марджори и Мейган, подумал он со страхом), склад оружия был обнаружен в коттеджах, принадлежащих отелю «Ланабелл». В какой-то момент он услышал голос Патрика: тот призывал туристов оставаться в отелях и заверял их, что для страха нет никаких оснований. Что ж, подумал Фрэнсис, это значит, что Патрик получил радиостанцию в свое распоряжение, что его сторона побеждает.
Вчера в это время он был по другую сторону, вернее, ни на чьей стороне. Он размышлял, проснулась ли это в нем совесть или прорвалось наружу подавляемое желание, которое и привело его, в конце концов, прошлой
Марджори тоже слушала радио, когда он вошел.
– Я была просто в ярости, – начала она. – Потом я решила, что понапрасну трачу нервы. Ты немыслимо эксцентричен, и я должна была бы уже привыкнуть к этому. Тем не менее, ты не откажешься рассказать, где ты был?
– Я видел Патрика, – сказал он, стараясь быть хотя бы частично правдивым.
– Патрика? Ради всего святого, зачем?
– Я был неправ по отношению к нему. Страшно неправ, и я признался ему в этом.
– Не могу поверить! Ваши отношения возобновились! Я полагала, что мы избавились от него. Чем это он так тебя притягивает?
– Не говори глупостей, Марджори. Это дело принципа, а не притяжения.
– Значит, ты – на его стороне!
– Да, после всего, что я видел. Я просто поздно проснулся, только и всего.
Марджори вздохнула.
– Думаю, это неважно, раз мы все равно отсюда уезжаем. Я хочу только одного – поскорее уехать и все забыть. Если честно, я напугана до смерти. А ты, по-моему, нет.
– Уверяю тебя, я очень напуган.
Если люди Николаса одержат верх… Он содрогнулся при мысли о Кэт, Патрике и многих других, кого он не знал и кто пострадает при таком повороте событий. Одному Богу известно, что с ними будет.
Радио потрескивало целый день. Ясно слышалось волнение на улице перед станцией, пока явно еще не пришедший в себя диктор не объявил, что нападавшие отброшены. Сообщения поступали допоздна, но ни о каких решающих действиях не говорилось. Встревоженная страна ждала.
Немного спустя Марджори отправилась спать. Фрэнсис пошел в свою библиотеку, единственное место в доме, принадлежавшее только ему. Ему ничего здесь не было нужно. Эта комната несла покой: на полках знакомые китайские безделушки из слоновой кости, его книги и чудесная картина Да Кунья «Рубщики тростника» – ее отдал ему его отец. Фрэнсис подошел к окну, отдернул занавески. Кто-то, наверное, Озборн, позаботился о том, чтобы все фонари были зажжены – меры предосторожности в такую ночь, как эта, в ночь возможных опасностей. Огни, горящие не слишком ярко, серебрились в темноте. Ночь была так прекрасна, что, повинуясь неожиданному импульсу, он протянул руки ей навстречу.
Ему было по-прежнему страшно. Его заботы никуда не делись: там наверху в своей постели спит его беспомощная дочь, она – его «тень», но она никогда не сможет разделить ни одной его мысли; его жена тоже там, наверху, она связана с ним их ребенком, но никогда не сможет разделить с ним любовь. И тем не менее он чувствовал безмерную благодарность.
Стремительные события последующих трех дней облетели весь мир.
«Проявив удивительное сочетание законности и силы, партия, возглавляемая Патриком Курсоном, восстановила порядок на Сен-Фелисе. Более трехсот солдат и полицейских, при поддержке сотен горожан, включая различные подпольные группы левого толка, состоящие из подростков, объединились и дали отпор правительственным войскам. Повсюду видны белые флаги сдавшихся, с ними соседствуют бело-зеленые эмблемы Курсона. Введен комендантский час… Число убитых и раненых достигает восьмидесяти человек. Выборы пройдут, как было объявлено…»