Пылающий Эдем
Шрифт:
– Облака над Морн Блю. Я говорил вам, кажется, что вы выражаетесь, как поэт?
– А если серьезно, вы еще многого не видели. Рождество и ночь Старого года, то что вы называете кануном Нового года. Вам нравится калипсо?
Он кивнул.
– Вам нужно послушать музыку во время карнавала. Не ту, которую они играют для туристов в отелях. Все в масках. Костюмы – просто фантастические. А певцы тут же сочиняют песни; они могут сложить песню о вас, если попросите. На улицах не протолкнуться. А потом наступает среда
– Что ж, может быть, когда-нибудь я увижу это.
– Как странно, что ваша мать, выросшая здесь, никогда не рассказывала вам об этом! Но возможно – задумалась Кэт, – у нее остались какие-то неприятные воспоминания. Не ладила с матерью…
– Если бы я слышал эти слова только один раз, – перебил ее Фрэнсис, – но я слышал их двадцать раз: как странно, что ваша мать никогда не рассказывала вам о Сен-Фелисе!
– Извините, – сказала потрясенная Кэт, – я не хотела совать нос не в свое дело, поверьте.
Он устыдился своей раздражительности:
– Нет, это я прошу прощения. Она покачала головой:
– Я действительно вторглась в личную жизнь, я знаю. Ужасная оплошность. Мне следовало бы откусить себе язык за слова о вашей бабушке.
– Не откусывайте. Мне она тоже не слишком-то нравилась, когда мы несколько раз встречались с ней до этого. Полагаю, что ее невесткой быть совсем нелегко.
– Она терпит меня, но с трудом. Это из-за моих предков. У меня великолепные предки, – она усмехнулась.
– Расскажите!
– В роду у меня с обеих сторон плантаторские семьи, которые с отменой рабства потеряли все. К тому времени, как я появилась на свет, денег просто не было. У моего отца было прекрасное образование, полученное, естественно, в Англии. Он был священником, хорошим другом отца Бейкера, который так сказать, присматривал за мной, когда умерли мои родители. Он прекрасный человек. И верит в труд.
Он хотел спросить, как случилось, что она вышла замуж за Лионеля, но, конечно, не смог.
И тут же она сказала, как если бы он и в самом деле задал этот вопрос:
– Лионель хотел жениться на цветной девушке. Он все еще любит ее. Но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.
– Понятно!
– Она, конечно, умолчала об этом, потому что это стыдно, хотя это и не ее вина. Так устроен мир.
– А как все узнали?
– Здесь все обо всех все знают. Большинство состоит между собой в родственных связях, если покопаться. Мы, например, поколений шесть назад породнились с семьей Да Кунья. Таким образом, в моей родословной один еврей, а остальные – шотландцы и французы.
Ему хотелось услышать больше, но она вдруг сказала:
– Я увлекалась генеалогией в молодости. Теперь у меня есть дела поважнее.
– В молодости! – насмешливо протянул он.
– Мне тридцать. Я
– Мне тоже.
– Вы выглядите старше. Думаю, так было всегда. Вы чувствуете себя ответственным за события, за людей.
– Так и есть, – задумчиво отозвался Фрэнсис.
Полуденный покой теплой рукой накрыл маленький сад. Когда они садились за стол, на ветках щебетали птицы. Сейчас же все погрузилось в тишину, не раздавалось ни звука, кроме плеска воды в каменном фонтанчике у стены.
… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне. Слова повторялись и повторялись в его голове.
– Я утомила вас своими разговорами? Фрэнсис вздрогнул:
– Утомили? Нет, пожалуйста, продолжайте.
– Лионель говорит, что я – склад бесполезной информации.
– Небесполезной для меня, – вежливо ответил Фрэнсис. – Скажите, а что это за странные деревья у той стены?
– Песочные деревья. В Англии пустые стручки наполняли песком и посыпали пергамент, чтобы просохли чернила. Теперь, когда вы узнали, вам стало легче?
– Намного! А вот еще: кто такие креолы?
– Так называют тех, кто родился здесь, но чистокровный европеец или чистокровный белый. Что еще вы хотите узнать?
– У меня сто вопросов, но в данный момент я наслаждаюсь рыбой.
… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.
– Полагаю, вы путешествовали? – спросил он.
– Мы ездили за границу в свадебное путешествие. Лионель серьезно относится к работе, поэтому мы нечасто уезжаем в отдаленные края.
– А вы не чувствуете, что вам чего-то не хватает, что остров ограничивает вас?
– Нет. Люди в больших городах любят говорить о своей насыщенной жизни – концерты, балеты, театры, а станешь расспрашивать – никуда-то они не ходят. У меня есть коллекция записей – это моя главная причуда – и хорошее пианино. С книгами труднее. Книжный магазин у нас маленький, книги надо заказывать. Ждешь целую вечность.
– Был бы рад прислать вам книг, когда вернусь домой. Или, – поправил он себя, – это сделает Марджори, если вы дадите список.
– Очень мило с вашей стороны.
– Расскажите, чем вы занимаетесь, помимо чтения, игры на фортепиано, лошадей и… семейной консультации, так, кажется?
– Вы не смеетесь надо мной?
– Почему я должен смеяться?
– Некоторые смеются, вы знаете. Меня считают эксцентричной. Непрактичной, – она подперла подбородок руками, ногти у нее были недлинные, покрытые эмалью. – Но сама я считаю себя очень практичной. Вы видели, как живут здесь люди; если даже не брать моральный аспект, неразумно оставлять все, как есть. Наступит день, когда они просто не захотят мириться с существующими условиями. Такие, как Лионель, хотят, чтобы ничего не менялось, но даже ребенок понимает, что это невозможно.