Пылающий Эдем
Шрифт:
Что же делать?
Он сел в машину и поехал, сам не зная куда. Ему нужно было двигаться. Он ехал по дороге и замечал то, что раньше ускользало от его внимания. Мертвая собака. Надеюсь, она погибла быстро и безболезненно. По обеим сторонам дороги поднялся сахарный тростник, он увидел рабочих, которые медленно, шаг за шагом, попарно продвигались в этих зарослях. Донесся обрывок мелодии – он узнал напев, который помогает во время уборки урожая. С этими людьми он жил в одной деревне, когда был мальчишкой. И его охватил порыв любви ко всем людям, ко всем живым существам.
Внезапно он понял,
Его провели в красивую квадратную комнату, где его встретил Николас.
– Николас, что с тобой случилось? Я хочу знать.
– Сядь, – успокаивающе сказал Николас. – Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Патрик отодвинул свой стул от света. Он вспомнил, что если хотят смутить посетителя, то сажают его так, чтобы свет бил ему в лицо.
– Что происходит с нашим правительством? Вдруг – или не вдруг – события стали развиваться не по тому пути.
– Не по тому пути? – Николас вопросительно поднял брови. – А ты не драматизируешь обстоятельства?
– Не пытайся отделаться от меня. Ты давал обещания – мне, всем нам. И ты их не держишь.
– Что ты от меня хочешь? Чтобы потер лампу Аладина и в мгновенье ока осуществил твои желания? Я не могу этого сделать.
– Я сказал, не пытайся отделаться от меня, Николас. В этой стране стало дурно пахнуть. Во всем мире такое зловоние называют фашизмом.
Николас через стол посмотрел на Патрика. На расстегнутый ворот его рубашки, его он, Патрик, знал, не одобряет у своих подчиненных, оглядел комнату, перевел взгляд на связку ключей, лежащую перед ним, и, наконец, на собственный палец, на котором сверкал бриллиант на узком золотом ободке. Затем он заговорил.
– Весь мир, то есть орава газетчиков, не имеет представления, о чем он говорит. Если и воняет чем-то, как ты выразился, то ветерок дует совсем с другой стороны. Боже милосердный, да ты хоть знаешь, что происходит? Ты же знаешь, что Москва с помощью Кубы путем терроризма пытается подчинить себе этот регион. Послушай меня, мой друг. Мы стоим перед серьезными трудностями. Ты, пожалуй, и не представляешь, насколько серьезными. Ты знаешь, что ввозят контрабандой в нашу страну? Оружие, Патрик, винтовки и ручные гранаты. Высаживаются на наших пляжах ночь за ночью. Я не хотел делать эти сведения достоянием гласности, потому что эти люди уцепятся за малейшее волнение, будь то забастовка учителей, к примеру, все, что угодно. Поэтому мы должны поддерживать железный порядок, чтобы не допустить никаких инцидентов и не спровоцировать беспорядки. Против силы приходится бороться силой. Только решительное правительство…
Когда-то Николас мог заворожить его своими речами, но это время прошло.
– Не существует никакого «решительного правительства». Существует прогнившее правительство.
– Мне не нравятся эти слова, Патрик.
– А мне, ты думаешь, нравятся? О, Николас, что встало между нами? С самого начала, после всех наших надежд, ты постоянно затыкаешь мне рот, отклоняешь мои предложения. Дал
– Потому что с первых же дней я понял, что ты не способен действовать. Ты живешь во взрослом мире, а ведешь себя, как ребенок. Это твое основное качество. Тебе нужна утопия – и прямо сейчас. Но Санта-Клауса нет, Патрик.
Через окно Патрику была видна бледно-зеленая вода залива, возвышающиеся горы. На фоне ясного неба резко выделялись отель «Ланабелл» и металлические каркасы строящихся зданий. Он указал на них и сказал:
– Я так понимаю, что ты совладелец всего этого. Николас пристально посмотрел на него:
– Я? Кто тебе сказал?
– Вначале Дорис сообщила Дезире. Но сейчас, подозреваю, уже все об этом знают.
Николас наклонился к нему через стол:
– Бабья болтовня! Чертовы бабы!
Глаза, как куски угля, подумал Патрик, жесткие и тусклые. Он в ярости.
– Да, я вложил понемногу там и тут. По-моему, это не твое дело, куда я вкладываю свои деньги?
– Да. Столкновение интересов, – голос Патрика сорвался, как у мальчика, и ему пришлось откашляться.
– Ты придираешься. Я возглавляю правительство, пытаюсь обеспечить стабильное будущее для тысяч людей, а ты выходишь из себя, потому что у меня появилась какая-то собственность.
– Ты планируешь будущее только для себя. Тебе нужны только деньги и власть, чтобы их делать. Тебе что, не хватает? – опять его голос сорвался и зазвучал умоляюще.
– Тебе пора взрослеть, Патрик, – злоба Николаса пропала. – И держись подальше от политики. Ты в этом ничего не понимаешь. И никогда не поймешь. Тебе лучше вернуться назад в классную комнату, пока еще не поздно.
– Уже поздно.
– Уходи, Патрик. Не заставляй меня применить силу.
– Я не уйду. И не позволю тебе выбросить меня отсюда.
– Позволь дать тебе совет. Что тебе следует сделать, так это уехать в Штаты. У нас здесь могут наступить тяжелые времена. Уезжай в Штаты и пережди там. Кстати, ты мог это сделать, когда мы были в Англии.
– Я не мог и не могу, а если бы мог, то не уехал бы.
– Конечно, имея Дезире, это трудновато сделать, – Николас улыбнулся. – Но ты мог бы избавиться от нее, если бы захотел. Вместо нее с тобой могла бы поехать Кэт Тэрбокс.
– Ублюдок! Кто уедет отсюда, так это ты. Да, когда ты все здесь опоганишь проституцией, азартными играми и наркотиками, так что здесь невозможно будет жить, ты уедешь, чтобы соединиться со своими деньгами где-нибудь в Швейцарии.
Я попал. Он перепрыгнет через стол и бросится на меня.
Но злоба словно сковала Николаса:
– Если бы моя жена не была подругой твоей жены, если бы у меня не сохранились воспоминания о нашей детской дружбе, я бы заставил тебя заплатить за все, что ты тут наговорил.
– Да, ты бы застрелил меня, как того беднягу в гостинице Кейда.
– А что, ты думаешь, сделало бы с ним коммунистическое правительство? Мы только разговариваем, а что случилось бы с такой женщиной, как Кэт Тэрбокс? Думаешь, я не знаю, что она говорит? Ее счастье, что она ничего не напечатала в своей газетке. Кроме того, у нее друзья среди плантаторов, а многие из них – мои друзья. Так что не имеет значения, что я думаю о ее лжи…