Пылающий мир
Шрифт:
— Р?
Моё имя действует на меня как ведро холодной воды, и я отвожу взгляд от стойки. На секунду комната закружилась, но я останавливаю её и фокусируюсь на Джули.
— Ты что тут делаешь? — спрашивает она. В расплывшихся очертаниях бара её глаза выглядят яркими голубыми маяками, дикими и взволнованными.
— Пью, — не знаю, сколько раз я осушил стакан, стоящий передо мной. Должно быть, всего дважды, но моё тело дает понять, что это его предел, так что, думаю, я пьян.
— Какого хрена,
Я вижу, что она вышла из себя. Понимаю, это странно — я пришёл сюда выпить в одиночестве во время таких важных событий. Я вижу, как она красива: у неё клубничные губы и черничные глаза, персиковый пушок на щеках. Я вижу телевизор позади неё. Дезориентирующая нарезка несвязанных изображений.
Несколько кадров с футболом, несколько отретушированных моделей, сочная вырезка, милый ребёнок, цитата популярного философа на фоне рассвета.
— Р!
По слоям штукатурки на «двери» в моей голове опять разбегаются трещины. Она утверждает, что её не существует: когда дверь перестаёт быть дверью? Когда она приоткрывается! Когда она пылает! Когда распахиваются створки!
Раздаётся вежливый смех как в классическом ситкоме, актёры которого умерли несколько десятков лет назад — смеются толстые глупые мужчины со своими великолепными жёнами.
Джули садится рядом со мной. А кто в этом ситкоме мы? Сирота с пистолетом и её несчастный парень с амнезией? Где наша ложа, куда мы можем подняться? Здесь так холодно…
Она касается моей руки.
— Р. Ты в порядке? Что случилось?
— Я оставил его с ними, — слышу я свои слова. — Они не те, за кого себя выдают. Они хотят сожрать нас, а я оставил его с ними.
— Они хотят сожрать нас? О чём ты говоришь?
— Я знаю их, — бормочу я. — Я знаю их, я знаю…
Никто в Саду больше на меня не смотрит. Поначалу всё были шокированы моим появлением, но теперь вернулись к своим разговорам и просмотру бессмысленной телепередачи, мигающей раздражающим коллажом из каждого свободного угла комнаты. Цитата на фоне пожимающих руки бизнесменов, громко озвученная для всех неграмотных в комнате: «Не спрашивай, зачем тебе это. Спроси, зачем ты для этого?»
Альпинист без рубашки. Пушистые облака. Шевроле Корвет.
Я тянусь к своему стакану и пытаюсь вытряхнуть на язык последнюю каплю. Джули отпускает мою руку и кладёт её на стол.
— Р, перестань! Мне нужно, чтобы ты сосредоточился. Успокойся и расскажи, что произошло. Мне нужно предупредить охрану?
— Они в курсе. Эван Кёнерли был там. Они сделали так, чтобы мы все ушли. Они знают, что мы не можем сказать «нет». Они знают, что мы боимся.
Мои руки дрожат. Я вытаскиваю последнюю сотню и сую её бармену:
— Ещё.
Джули хватает купюру и засовывает себе в карман.
— Мне нужно ещё!
Мой голос… никогда не был таким громким. Он дрожит, как и мои руки.
Телевизор орёт на меня. Нарезка лучших моментов бейсбольных матчей прерывается на середине звуками r&b — показушный вокалист
— Они лжецы, они хотят прибрать к рукам всё, что мы создали, они…
Джули обхватывает моё лицо ладонями и целует меня. Мои губы не двигаются, но она целует страстно, словно я её любовник, а не окоченевший лунатик с открытыми глазами. Окружающий шум становится мягче. Стихает гул внутри меня. Комната перестаёт кружиться, и в фокусе оказывается милое лицо, крепко прижимающееся ко мне. Наши разумы близки как никогда раньше, почти касаются друг друга.
Она отстраняется и смотрит на меня, не отпуская моего лица.
— Смотри мне в глаза, хорошо? — шепчет она. — Просто смотри мне в глаза и дыши.
Я смотрю в её глаза. Они огромные, круглые, и свет от ламп над барной стойкой отражаются в их синеве, как далёкие звёзды. Я делаю глоток воздуха.
— Дышать полезно, — говорит она. — Это успокаивает. Я знаю, что тебе это в новинку, но попробуй запомнить. Дыши и сосредоточься на дыхании.
Я фокусирую взгляд то тех пор, пока всё позади неё не расплывается. Я думаю о дыхании. После долгих лет бездействия мои лёгкие всё еще болят, но постепенно разогреваются и возобновляют свою работу, извлекая чистый и сладкий О2 и направляя его в мозг, чтобы подпитывать Живые мысли. Каким бы ни было тёмное топливо, которое мой мозг использовал прежде, оно больше подходило для команд и приказов, нежели для прекрасной сложности человеческой личности, надежд и мечтаний.
«Они у меня есть, — говорю я себе, плавая в беззвучном пространстве и держась за Джули, как за спасительный трос. — Никто не сможет их забрать».
— Молодец, — говорит она. — Продолжай дышать. Всё будет хорошо. Что бы не случилось, мы с этим справимся. У нас нет чего-то, без чего мы не сможем прожить».
— Давай уйдём? — медленно выдыхаю я. — Разве нам нужен этот город?
— Куда мы пойдём?
— Подальше отсюда. В хижину в горах. Только мы вдвоём.
— Р, — говорит она, и тона одного слога достаточно, чтобы раскрыть малодушие моей просьбы. — Нам не нужен этот город, но нам нужны люди. И мы нужны им.
— Зачем?
— Помнишь, мы пытались кое-что построить? Ты — один из тех, кто говорил, что мы не можем отступить.
Я прячу лицо в её ладони.
— Но я устал.
— Ты не устал, — она криво улыбается. — Ты просто напился.
Она отпускает моё лицо, и я безучастно разглядываю стойку и лица клиентов.
Они неотрывно смотрят в пять телевизоров, а их кожа в свете экранов кажется серой.
— Р? — говорит Джули, пытаясь вернуть меня на землю. — Ты скажешь мне, что произошло на той встрече?
Песня в стиле рэп из поздней эры: хвастовство богатством и роскошью с мрачным намёком на давний забытый бит, который, возможно, выстукивался на мусорных баках.
— Рация Рози отключена. Может, нам стоит его проведать? Уже два часа прошло.
В динамики телевизора пробираются помехи, заглушая печальные фантазии рэпера.
— Где проходили переговоры? В общественном центре?