Пылающий мир
Шрифт:
— Я говорил тебе, — говорит он, не оглядываясь на неё, — что я не могу лететь через океан без навигации и радио.
— Кончай брехать, — огрызается она. — Я ещё тогда не купилась на это, а теперь тем более не куплюсь, потому что ты довёз нас из Убежища в Хелену и в Онтарио как по рельсам.
Эйбрам молчит.
— У тебя есть какая-то аналоговая система. Полагаю, это та запчасть, которая вышла из строя, поскольку от носа самолёта идёт навигационная передача. Один из друзей Перри был пилотом, я знаю, как устроены самолёты.
Эйбрам оглядывается через плечо, но не на Джули.
— Ты
Потому что я растерялся. Лицо Джули темнеет.
— Она хочет сражаться с Аксиомой и спасти Америку? Или она хочет сбежать в Исландию? Или она хочет всё сразу, но не знает, как устроена реальность?
Джули останавливается, вскарабкавшись на крышу Чеви Тахо. Она сжимает губы и прищуривает глаза, но это не гнев. Эйбрам задаёт правильные вопросы, думаю, она это знает. Чего же она хочет? Что важнее? Как сделать выбор, когда от одной мелочи зависит так много?
Кажется, будто она сжимается от неловкости, и я ищу, чем бы разрядить обстановку, когда раздаётся крик.
Спраут смотрит через плечо Джули на рухнувшие останки старинного кинотеатра, её здоровый глаз стал огромным от страха. Эйбрам снимает винтовку с плеча и берёт в руки. Он разглядывает окружающие здания, перескакивая от окна к окну.
— Что такое, малыш? Что ты видела?
— Вон то здание, — говорит она. — Оно изменилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю, — отвечает она, сосредоточенно хмурясь. — Оно было… другим.
— Каким другим? Ты видела, как что-то двигалось? Малыш, это важно. Если ты видела…
— Оно было целое, — её хмурые брови становятся удивлёнными. — Оно было красивое.
Кажется, в этот момент Эйбрам что-то отмечает для себя и расслабляется. Он убирает дробовик в кобуру и продолжает идти. Спраут ещё несколько раз оглядывается, а потом догоняет отца.
— С ней всё нормально? — спрашивает Нора, подняв брови.
— У неё проблемы со зрением, — отвечает Эйбрам. — Иногда она кое-что видит.
— Что, например?
— То, чего нет.
Я смотрю, как девочка забирается на автомобиль, вцепившись в отцовскую руку как в альпинистский трос. Каждые несколько минут она таращит глаз то на одни развалины, то на другие, но держит увиденное в себе.
— Что с ней случилось? — я слышу свой вопрос.
— Ничего, — отвечает Эйбрам, пронзая меня мрачным взглядом. — Она с этим родилась.
Я смотрю туда, куда смотрит Спраут, щурясь от жаркой ряби, поднимающейся от разогретого солнцем асфальта. Она замечает, чем я занимаюсь, и мы встречаемся глазами. Спраут смотрит пугающе многозначительно, учитывая нашу разницу в возрасте, потом закрывает глаз, и сначала я решаю, что она мне подмигивает, но Спраут легко взбегает на следующую машину, не открывая глаза, и даже не заметно, что она ничего не видит.
Она оглядывается, постукивает пальцем по маргаритке на повязке и озаряется беззубой улыбкой. Я чувствую покалывание в позвоночнике.
Глава 11
МЫ
«ВЫ
Мальчик задаёт вопросы, зная, что мы не ответим. Он читает корешки наших книг на бесконечных стеллажах, но мы не расставлены по категориям, и найти что- то конкретное невозможно. Нас нужно читать всех и сразу.
«Для чего это? Зачем всё это запоминать? Что мы можем с этим сделать?»
Он преодолевает милю за милей по безмолвному шоссе, волоча босые ноги по мусору и мёртвым листьям, и его гнев то идёт на убыль, то вспыхивает с новой силой. Одномоментные всплески ярости тонут в мрачном созерцании. Нам понятны эти чувства. Мы наблюдаем, как они заполняют страницы книг мальчика и множества книг вокруг.
«Вы хорошие люди? — это угрюмое бормотание обычно предшествует всплескам. — Или вы все разные?»
Внезапный порыв ветра кружит вокруг лодыжек мальчика листья и пивные банки.
«Вы — мои мама и папа?»
Никто не отвечает мальчику, хотя нам бы очень хотелось. Он видит нас, говорит с нами и почти способен прочесть нас, некоторые страницы его книг стоят на самых верхних полках, поэтому мы очень хотели бы ему помочь. Но нас много, и нужно большие усилия, чтобы заставить нас двигаться.
Ещё один город. Ковёр из мусора становится толще. Осколок битой бутылки прокалывает мозолистую кожу и врезается в живую плоть. Появляется несколько пятен чуть тёплой крови, тёмной, но не чёрной. Он не чувствует боли. Его мысли далеко отсюда, занятые другими мирами, и у него нет времени следить за нуждами своего тела. Он не слышит, как его окликает мужчина, и не понимает, что его уединение нарушено, пока тот не встаёт перед мальчиком на колени.
— Ты в порядке? — спрашивает мужчина. — Где твои родители?
Мальчик смотрит на него через полумрак солнцезащитных очков. Глаза мужчины округлились от удивления и беспокойства. У него худое загорелое лицо и короткая пушистая бородка. Мужчина ждёт ответа.
Мальчик пожимает плечами.
— Ты здесь один, приятель? — спрашивает второй мужчина, и мальчик смотрит на фургон. Старый ржавый Фольксваген до отказа забит сумками, коробками, едой и оружием. Из пассажирского окна высовывается голова мужчины. У него бледное лицо, светлые лохматые волосы и большие зелёные глаза. Очки душат мальчика, ему хочется снять их, чтобы рассмотреть эти глаза, но он не делает этого. Даже в этом своём состоянии он способен учиться. Мальчик здесь именно за этим.
Зеленоглазый выходит из фургона и становится на колени рядом с кареглазым. Его руки покрыты спиралью цифр. Он касается лица мальчика. Мальчик чувствует, как инстинктивно напрягается челюсть, заряжая зубы неестественной твёрдостью, но заставляет чувство отступить.
— Ты такой холодный, — говорит зеленоглазый мужчина. — Ты болен?
— Холодный? — осторожно уточняет кареглазый.
— Не в этом смысле, Геб.
— Можно снять их на секундочку? — спрашивает кареглазый, протягивая руку к очкам.