Пьющий души
Шрифт:
"Не правда ли странная девушка, — проговорила первая мысль, высокомерно вздернув носик, — странная девушка. А вы заметили, что в ее глазах нет и тени страх? Может и не стоило ее спасать?"
"Зато на этой, просто океан эмоций! — ткнула вторая мысль наманикюренным пальчиком в соседнее полотно, на котором Настя выходила из ветхого двухэтажного здания. — Животный ужас, замешанный на панике и боли. Не правда ли впечатляет!"
И они, мерзко захихикав, удалились.
Тишину пустого зала прорезал крик Тимура полный
— Что же вы делаете?! Уроды!
Гардина, закрывающая стену, откинулась, на грубо сколоченной сцене в нелепой позе с поднятыми руками замер Тимур, к запястьям привязаны нити, которые тянуться вверх, делая его похожим на марионетку. Рядом возникла Рыжая с опасной бритвой в руках. Воздух рассекла серебристая рыбка, и Тимур упал лицом в снег, который мгновенно стал красным от пролитой крови. Мишка с безразличным лицом вытер липкий нож о штанину Тимура, проговорил голосом Рыжей: " Так будет с каждым, кто пытается идти против Хозяина. А его Симпатичную мордашку я возьму себе"
И не переставая смеяться, сдернула и натянула на себя, точно резиновую маску, лицо Тимура. И обернулась Настиным братом, который тихо прошептал:
"Не плачь, Ведьмочка"
***
Станислава дернулась и выпала из кошмара. Она не заметила, как уснула прямо на столе.
В дверь купе постучали, затем еще раз.
— Да? — чуть хрипло поинтересовалась Стася.
В купе заглянула проводница, грустно буркнула:
— Белье брать будете?
— Нет. Я скоро схожу.
— Чай? Кофе? — голосом полным вселенской скорби предложила она.
— Кофе, — почему-то чувствуя себя виноватой, попросила Станислава.
Проводница вздохнула, зачем-то добавила:
— Он растворимый.
И вышла.
— Спасибо… — пробормотала Станислава уже закрытой двери.
Через пару минут женщина вернулась, принесла кофе в стакане с подстаканником, взяла плату и вышла.
— Простите, — окрик Станиславы догнал грустную проводницу уже в коридоре, — А где мы едем?
— Следующая станция "Годюкино", — скорбно вздохнула она и скрылась.
Стасино "Спасибо" опять досталось двери. Отпив пару глотков на удивление не дурного кофе, Станислава достала из заднего кармана джинс сложенный вчетверо листок, развернула, взглянула на схему. Эту мини карту скинули ей на мыло, вот только не понятно, откуда узнали адрес электронной почты. Права распечатать ее не получилось, ибо не на чем, поэтому пришлось с максимальной точностью срисовывать. Зря она что ли потратила три года и еще десять месяцев на изучение основ графики. Станислава грустно улыбнулась и взглянула на листочек, нашла "ст. Годюкино". Так, получается, после этой станции ей следовало проехать ещё две и выйти на третье. Она сложила и убрала листок на место.
***
— Две значит… —
Она полезла в сумку и после не продолжительных усилий нашла свой не слишком современный, малость поцарапанный и совершенно разряженный гаджит на самом дне.
— И когда же ты, мой драгоценный, испустил дух? — спросила она кусок пластика, который и не подумал отвечать. — А я ещё удивляюсь, почему мне никто так давно не звонил.
«Последний раз телефон я держала в руках в кафе, — продолжала она уже про себя, — когда звонил Тимка, сказать, что с ним…что его… Так держаться! Не думать пока об этом!"
Без особых надежд она нажала кнопку запуска, и телефон, тренькнув, включился, толи не до конца разрядился, толи успел чуть поднакопить заряд. Тут же посыпались эсэмэски, но прочитать их не удалось, телефон истирично заверещал, принимая входящий. Станислава с ужасом взглянула на экран, нажала кнопку приема и обречено прошептала
— Да мама?
— Да мама?! — Станислава отодвинула трубку боясь оглохнуть. — И это все, что ты можешь сказать, после того как я обзвонила все больницы и морги?! В доме Авдотьи Ивановны полнейший кавардак! Ты на звонки не отвечаешь! Тимошка и Михаил тоже трубку не берут! И после такого…
— Мам… — наконец смогла вклиниться в монолог на повышенных тонах, — это Тимка….
— Что Тимка?
— Он… нас… в горы утащил. На лыжный курорт. Как всегда без предупреждения! Ты ж его знаешь! Погрузил в вертолет и уволок куда-то за приделы нашей необъятной родины! А тут связи нет почти….
От бреда, что она самозабвенно несла, щеки и шея залила краска стыда, но остановиться Станислава уже не могла.
— Ага, — обескуражено пробормотала мама, смятая ее напором. — Хорошо хоть жива… Что?… Тут папа тоже что-то сказать хочет.
И через шебаршащую паузу:
— Привет, блудная дочь!
— Привет, — теплота от этого родного голоса разлилась по телу, прогоняя страх последних дней. Стало почти легко, как в детстве. Прибежишь, испуганная сном, а тебя подхватят большие руки, прижмут, тихий голос спросит: "Что случилось, Заяц?", и тут же забываешь, чего так испугалась.
— И не стыдно матери врать? — полушутливо проговорил отец.
— Почему это врать? — попыталась возразить Стася.
— Ну, я еще могу поверить, что через нашу границу, при определенном раскладе могут пропустить частный вертолет. По крайней мере, Тимка бы точно смог это устроить. Уверен даже, что в горах есть железная дорога, по которой сейчас, судя по звуку, ты передвигаешься. Но уж что в не наших горах есть станция с названием "Лопухово", которую только что объявили, в это, извини, ни за что не поверю.