Шрифт:
— Герт! Какое счастье! Что происходит, черт возьми?
Я смотрю на баптистского проповедника:
— Час назад пришло известие, что фон Вальдек вооружает войско, чтобы двинуться на город. — Оба представителя гильдии ткачей бледнеют. — Не знаю, насколько это верно, слухи, должно быть, постоянно преувеличивались, но, несомненно, это не одна из карнавальных шуток. [38]
Книппердоллинг:
— Но уже звонят в колокола, тащат все на улицы, я сам видел, как опустошили церковь…
38
Подразумевается
— Тильбек опозорился у всех на глазах. Возможно, лютеране заключили договор с фон Вальдеком. Народ разъярен, рабочие-ткачи уже на площади — воздвигают баррикады, Ротманн, они вооружены.
Книппердоллинг стучит ногой по полу:
— Дерьмо! Они что, все сошли с ума?
Ротманн нервно барабанит пальцами по столу: он должен решить, что делать.
— Редекер пошел искать оружие — лютеране могут попытаться выставить нас, чтобы передать город епископу.
Живот раздосадованного Книппердоллинга трясется, как желе.
— Все этот головорез! Только он мог раздуть подобную историю. Но разве ты не говорил ему, что он рискует отправить в задницу все, чего мы добились? Мы идем к открытому вооруженному конфликту…
— Мы уже вступили в него, друг мой. Если вы сейчас же не отправитесь на баррикады, вы останетесь в одиночестве, а народ будет действовать сам по себе. Вы должны вмешаться.
Кажущееся вечным мгновение молчания.
Проповедник пристально смотрит мне в глаза:
— Ты считаешь, что епископ решил нарушить договор?
— С этой проблемой мы разберемся потом. Сначала надо взять ситуацию под контроль.
Ротманн обращается к двоим другим:
— Все произошло гораздо раньше, чем мы себе планировали. Сейчас любое колебание станет фатальным. Идем.
Мы выходим на площадь, там не меньше трехсот мужчин и женщин вопят за баррикадами, инструменты и орудия труда превращаются в копья, палицы, алебарды. Редекер толкает к середине площади тележку, закрытую полотняной завесой. Когда он откидывает ее, на зимнем солнце блестят клинки: там есть и мечи, топоры, да к тому же еще пара аркебуз и пистолет. Оружие быстро распределяется — все хотят иметь в руках хоть что-то для самозащиты.
Перед нами появляется бывший наемник Гресбек с мечом и пистолетом за поясом, он быстро шагает по площади.
— Лютеране устроили в Убервассере склад оружия. Они перевозят его к центральной площади.
Он пристально изучает нас, словно ожидая приказа от меня или Ротманна.
Проповедник хватает скамейку из лавки, выволакивает ее в центр и вскакивает на нее.
— Братья, мы не хотим разжигать междоусобный конфликт между жителями нашего города. Но если кто-то не понимает, что истинный враг — епископ фон Вальдек, нам придется защищать свободу города от тех, кто ей угрожает! И всякий, вступивший в эту битву за свободу, не только получит поддержку, которую Господь предоставит своим избранным, но и доступ к фонду взаимной помощи, который с настоящего момента поступает в распоряжение сил нашей совместной обороны. — Рев одобрения. — Фараон египетский сейчас за пределами городских стен, но жаждет вернуться, чтобы снова сделать нас своими
Сердца замирают от невыразимого восторга: народ Мюнстера вновь обрел своего проповедника.
Внушительный Книппердоллинг и рыжий Киббенброк снуют между кучками ткачей: костяк самой организованной и многочисленной корпорации уже здесь.
Гресбек отводит меня в сторону:
— Кажется, пришло время платить по счетам. — Быстрый взгляд назад через плечо. — Ты знаешь, что нужно делать.
Я киваю:
— Собери у церкви человек тридцать потолковее, из тех, кто хорошо знает город и не слишком щепетилен.
Мы подходим к Редекеру, уже полностью опустошившему тележку.
— Сформируй три отряда по четыре человека каждый и пошли их патрулировать в район Убервассера — я хочу, чтобы мне каждый час рапортовали о маневрах лютеран.
Коротышка сматывается.
Обращаюсь к Гресбеку:
— Мне надо, по возможности, сохранить свободу передвижений. Тебе придется командовать на площади. Не позволяй никому проявлять инициативу и не дай захватить нас врасплох: руководи людьми на баррикадах, поставь наблюдателя на церковную колокольню. Сколько у нас аркебуз?
— Семь.
— Три — напротив церкви, четыре — у входа на площадь. Если их разбросать по периметру, они не принесут никакой пользы.
Гресбек:
— А ты чем займешься?
— Я должен выяснить, каковы границы боевых действий и дислокация сил.
Сияющий Редекер собирает людей. Он смотрит на меня, поднимает пистолет и кричит:
— Надерем им задницы!
Со стен крепости рекогносцировка выглядит обнадеживающе: насколько видно невооруженным глазом — никаких следов наемников, о которых нас предупреждали.
Подходит второй патруль, чтобы сообщить, что лютеране направили людей с аркебузами на городскую колокольню и что они контролируют город от собора до ратушной площади, вход на которую перекрыт двумя повозками, установленными напротив наших баррикад. За повозками — не больше десяти лютеран, но они прекрасно вооружены, и у них за спиной Убервассер: в случае нападения им не придется тратить пули попусту. Нам же надо обходиться тем, что имеется у нас в распоряжении, а оружия у нас мало!
На рыночной площади, где мы забаррикадировались, обороняться просто, но она легко может превратиться в ловушку. Придется обойти ее по периметру, перекрыть мосты через Аа и отрезать ратушную площадь от монастыря.
— Редекер! Десять человек с двумя аркебузами. Надо перекрыть мост Пресвятой Богородицы за площадью. Немедленно!
Мы выходим из-за баррикады и направляемся на юг от нашей крепости. Первый квартал пройден быстро, в поле зрения — никого. Затем дорога раздваивается, нам — направо, по петле, которая приведет к первому мосту через канал. Если мы преодолеем ее, мост окажется прямо перед нами. Выстрел из аркебузы крошит стену в метре от Редекера, идущего впереди всех. Он оборачивается:
— Лютеране!