Шрифт:
— Сколько людей всего?
— Не меньше тридцати.
— А часовые?
— Убрать, но без шума.
— Что ты собираешься делать? Мы остаемся тут без защиты. — Гресбек следит за движением моего пальца по пергаменту.
— Монастырь неприступен. А вот кладбище…
Гресбек терзает бровь:
— Они вооружены до зубов, Герт, к тому же там пушка.
— Но захватить ее не сложно, к тому же она за пределами досягаемости выстрелов из монастыря. — Вновь обращаюсь к Редекеру: — Подберитесь к ней как можно ближе:
Решительный взгляд на Киббенброка:
— Вперед!
Пока мы идем по площади, нас настигает голос Ротманна:
— Братья!
В свете факела его видно совсем нечетко: высокий, очень бледный, облака дыхания тают в морозной ночи — он вполне мог бы сойти за Аарона. Или даже за Моисея.
— И пусть Бог направит ваши шаги… и да пребудет Он со всеми вами.
Почти сразу за нашей баррикадой мы сталкиваемся с Карлом — ноги у него замерзли. Он дышит так тяжело, что едва может говорить:
— Капитан! Они говорят, что придут… Что не будут открывать огонь.
— Ты передал кольца?
— Бургомистру лично, капитан.
Хлопаю его по плечу:
— Хорошо. А теперь беги греться к костру, сегодня ночью ты сделал все, что мог.
Мы идем дальше. Уже виднеются смутные очертания Убервассера, черной крепостью возвышающегося над Аа. Церковь Пресвятой Богородицы прикрывает монастырь с фланга: наши патрули битый час слушали с башни звонницы непотребную брань Книппердоллинга, пока у него не сел голос.
Теперь здесь — полная тишина, слышится лишь слабый плеск речного течения.
Мы с Киббенброком идем рядом, бок о бок, с развернутой белой простыней в руках.
Скрип полуоткрытой двери и встревоженные голоса:
— Стой! Ни с места! Кто идет?
— Киббенброк, представитель цеха ткачей.
— Пришел составить своему дружку компанию? Кто там еще с тобой?
— Кузнец Сведарто, парламентер от баптистов Мюнстера. Мы хотим говорить с бургомистром Юдефельдтом и советником Вердеманном — жены просили передать им привет.
Мы ждем, время не движется.
Наконец — другой голос:
— Я Юдефельдт, говорите.
— Нам известно, что вы впустили в город авангард армии епископа. Нам надо поговорить. Выходите с Вердеманном на кладбище. — Никакой бессмысленной снисходительности. — И запомните, что, если мы через полчаса не вернемся в лагерь, рабочие из прихода Святого Эгидия отымеют твою жену вдоль и поперек, так что, возможно, госпожа принесет тебе сына, которого ты так давно хотел!
Тишина и ледяной холод.
Затем:
— Хорошо. На кладбище. В вас не будут стрелять.
Мы огибаем монастырь: кладбище, где гниет по меньшей мере три поколения монахов, с трех сторон ограничено рекой, а с тыла прикрыто низкой каменной стеной. Между деревянных крестов
Бургомистр и самый богатый человек Мюнстера выходят нам навстречу, в руках факелы, за спиной — дюжина вооруженных людей.
Я показываю на охрану:
— Пусть твои головорезы отойдут на положенное расстояние, Вердеманн, или госпожа может решить, что клювик Ротманна действительно лучше твоего…
Суровый и грозный торговец выходит из себя и пытается уничтожить меня презрительным взглядом.
— Анабаптист, твой проповедник — лишь мятежный шут.
Юдефельдт делает ему знак успокоиться.
— Чего вы хотите?
Голова у него не покрыта, волосы растрепались после бессонной ночи, вспотевшая рука судорожно сжимает стилет за поясом.
Даю высказаться Киббенброку:
— Ты собираешься сотворить самую большую в своей жизни глупость, Юдефельдт. Глупость, о которой ты будешь сожалеть весь остаток своих дней. Остановись, пока не поздно. На рассвете войска фон Вальдека возьмут город, и он восстановит здесь свою власть…
Бургомистр раздраженно прерывает его:
— Епископ заверил меня, что не тронет муниципальных привилегий, у меня есть документ, подписанный его рукой…
— Идиоты! — сплевывает Киббенброк. — Как только установится его власть, он подотрет зад вашими муниципальными привилегиями! Кто сможет ему хоть что-то возразить, когда он вновь станет хозяином Мюнстера?! У тебя осталась хоть крупица здравого смысла, Юдефельдт? А ты, Вердеманн, просто немного посчитай: как отразятся епископские поборы на твоих делах? Продукция монастырей вновь останется вне конкуренции, и францисканцы будут обогащаться, в то время как ты будешь платить налоги фон Вальдеку. Подумайте. Епископ еще тот сукин сын, его обещания ничего не стоят, паписты привыкли к подобным уловкам: ты это знаешь не хуже меня.
Киббенброк чересчур возвысил голос. Скрип доспехов и звон шпор свидетельствует о приближении к нам рыцарей, факелы освещают ухоженную бородку и кожаные перчатки Дитриха фон Мерфельда фон Вольбека, брата аббатисы Убервассера, правой руки епископа. Рядом с ним Мельхиор фон Бурен: возможно, он и прискакал сюда лишь затем, ртобы свести личные счеты с Редекером.
Юдефельдт предупреждает их вопрос:
— Господа, это баптисты, они пришли, чтобы вести переговоры. Мы обещали гарантировать их безопасность.