Рабимая
Шрифт:
Почтенные старцы, Юра завел о скромности речь,
Предлагаю ее вновь на повестку привлечь.
В нашем кругу есть сибирский писатель,
Примером и делом слабых душ врачеватель.
Гостя зовут Виталий Носков,
Всевышний не жалел ему ярких мазков.
О себе он молчун, не вытянешь слова,
Посему для него заготовка готова.
Она создавалась постепенно, не сразу,
Как букет разноцветья в хрустальную вазу.
Виталий,
Покажи свою стать, встань впереди…
Да, те же лоб, шевелюра, сажень в плечах,
Бриллианты – очки, степенность в речах.
Слух камертонный, исключающий ляпы,
Глаза – болтунам молчания кляпы.
Камертонно пытался он держаться со мной,
В скоморошество перерастало это само собой.
Хохот прерывал часто наше общенье
Дольше играть импровиз-представленье.
Однажды нам довелось посетить вернисаж:
Американскую выставку… Ажиотаж…
Народу – толпа ходит взад и вперед,
Мы в её электричестве анод и катод,
Было бы там хоть на что посмотреть, –
Буклеты, бумажки… Я потихоньку стал время жалеть.
Взял из коробки горсть бесплатных значков, –
Полыхнули сердито камертоны зрачков…
Рядом стояла «П»-образная арка –
На столбах два портрета – обезьяна и Картер.
Я бриллиантам-очкам говорю:
«Виталий! Давно на эти портреты смотрю,
И сомнения гложут, разреши инцидент,
На котором столбе висит президент?»
Виталий фыркнул, взорвался, побежал к воротам,
В настроении весёлом смеялся и там.
Еще дан Виталию дар певческий свыше,
О нём ведают те, кто-то пение слышал.
Дар чудный – душе аккомпанирует ангела глас,
Скажу вам, друзья, то Орфей без прикрас.
Он по роду казак из курганских ковчегов,
Что Русь охраняют от вражьих набегов,
В рукопашном искусстве признанный спец,
Его в деле я видел. Он бесстрашный боец…
– …Нет-нет! Как пьяные вожди развалили Союз,
Я начал молиться… Искандер, интриганов боюсь.
Помогло… Когда те безумцы валили Россию,
Бог к ответу призвал самозванцев мессию.
…Пожар войны полыхал на Кавказе,
Помчался туда тушить без приказа.
Не стрелял, нет, там же больше своих.
Тушил словом Лермонтова – одно на двоих.
Нас, добровольцев, набралось там немало,
Слово то вскоре эхо гор поддержало.
Растекаясь, оно глушило интригу,
Как она захлебнулась? – мной написана книга.
Сейчас я по-прежнему на литературном кордоне
Берегу честь традиций в неусыпном дозоре.
Пароход на ходу, плывёт шатко и валко,
Котёл
В дрейф пришлось лечь, чтоб сосуды менять,
Увы, прежнего пара в нём уже не поднять…
Искандер, никак не решу с «двенадцать» задачку,
Подсоби надоедливую выплюнуть жвачку.
Мы тут кто? – апостолы, как у Иисуса Христа,
Или строй военных за Ним без креста?
– Успокойся, Виталий, не тревожь тени Блока.
Поэма «Двенадцать» нам служила уроком,
Что дважды в реку никому не войти –
В ней вода поменялась и теченья пути.
Наш Совет больше суд в «двенадцать» присяжных,
На какой приглашают людей самых разных.
Мы, конечно, не «разные», да и цели другие –
У лебедя в песне намеренья благие.
Виталий, не дрейфь, заседай рядом с Юрой,
Тряхнём напоследок сединой шевелюры.
Друзья, сейчас перед вами предстанет поэт
Рыцарь без страха, балтийский валет.
Он заочно учился в Литинституте,
(По мне такая учёба не учёба по сути).
Мастер-левша по фамилии Старк.
Пауль, поправляй, если что-то не так.
Мы с ним общались один месяц в год
На зимней сессии в солнцеворот,
И подружились. Открытость души
Всегда ищет общения, как её не глуши.
Посредником служил тот же пинг-понг,
Нас теннис сближал больше, чем кто-либо мог.
Левше за игрой я как-то задал вопрос:
«В Европе на «реализм» почему упал спрос?
Где смена Флоберу, Золя, Мопассану,
Прорицателям Генриху, Томасу Маннам?»
Гость тогда отшутился: «Фрукт не дозрел»,
Сегодня нам скажет: «Фрукт переспел».
Пауль, поведай, как жил в эти годы,
Как прошлись по тебе девяностых невзгоды?
– Искандер, ты из хитрюг, каких поискать:
Заведёшь в книжный лес, где легко потерять
Вехи, засеки, направленья, просеки,
Где в массе людей не видать человека.
Откуда мне знать, что у немцев с погодой?
Иль у французов с их хваленой свободой?
У них к литературе меркантильный подход,
Её вовсе не станет, коль иссякнет доход.
Европейские ценники теперь и у нас.
Помаленьку хиреем. Огонёк мой угас.
Бывало, прошепчешь что-то на зорьке
Вслед уходящему солнцу за горку,
А потом долго сидишь в темноте,
Забыв про стихи, один в пустоте.
Кому нужен стих? – молодежь за кордоном
Гастарбайтером служит сэрам и донам!
Разве мог я раньше представить себе,