Рабочий день
Шрифт:
— Постойте, постойте, — Степаныч всмотрелся в Юлия и вдруг ткнул в него пальцем. — Грустный влюбленный?
— Да, — кивнул Юлий, улыбнувшись.
— И веселая подружка?
— Конечно!
— Она ведь тоже, кажется, Залусская? Жена? Или сестра?
— Жена.
— У клоунов тоже жены бывают? — растянул рот в улыбке Витя.
— Они тоже люди, — рассудил Степаныч.
— Нет, ты представляешь, Вахромеев-то! — продолжал Витя.
— Скотина он, — согласился Степаныч.
— Я и говорю! Морды таким бить, чтоб не позорили.
— А мне понравилось, — повернулся Степаныч к Юлию. — Здорово у вас получается. И смешно, и вроде как по-человечески
— Нет. Но я обязательно...
— А я в цирк наведываюсь — внук у меня, знаете, любитель. Клоунов вообще-то не особо — что за смех: «Бим, это моя нога?» — «Нет, Бом, это моя нога!» — визгливо передразнил Степаныч, и все трое засмеялись. — Я больше уважаю, когда зверей показывают. Львов, тигров. Но у вас с женой здорово получается. Нет, ты, Витя, посмотри.
— Вот хочу сам Юле яйцо сделать, — сказал Витя.
— Ты-то? — Степаныч глянул на него вприщур. — Давай я сделаю. Я ж шесть лет токарил, когда еще мебель была с точеными фасонками.
— Не-е, я сам.
— Ну, сам так сам, — Степаныч немного обиделся. — У Петровича на складе выбери добрую заготовку. У него там и дубовая, и буковая, и красного дерева. Вам из какой лучше? — обратился он к Юлию.
— Да все равно, — развел руками Юлий. — Большого значения не имеет.
— А мне кажется, из березового комля. Милое дело. Легкая, звонкая, красивая и не колется. Только, Витя, выбери сухую, а то он подсунет!
— Да знаю! Юля, у меня идея: пойдем вместе — выберем, посмотрим.
Они пошли. Юлия что-то беспокоило в развитии этой истории — какая-то нелогичность, неожиданность происходившего. Сейчас его беспокоило именно то, что все так гладко начинает складываться. Как говорил один старый знакомый: «Слишком хорошо — тоже нехорошо».
На всякий случай спросил Витю:
— Ничего, что я тебя отрываю в рабочее время?
— Да-а! — махнул тот рукой. — Наверстаем. Я так понимаю: если человек просит, выручать надо? Надо. Чего спрашиваешь тогда?
— Да я так, на всякий случай.
У Петровича на складе выбрали заготовку. Пока выбирали, Витя представил Петровичу Юлия, дал ему самую лестную характеристику и рассказал, как Вахромеев хотел надуть Юлия и они с Петровичем заклеймили Вахромеева как прохвоста. Потом Петрович рассказал, как он был знаком с одним артистом, когда в молодости сидел в заключении. Он хотел еще рассказать историю жизни этого артиста, а заодно и своей собственной, но Петровича ждали люди, досаждали и теребили его, да и им надо было идти дальше.
Пошли дальше. По дороге встретили девушку. Витя отсалютовал ей:
— Валюха, привет!
— А-а, Витенька, приветик! — и прошла мимо, стрельнув в сторону Юлия взглядом.
— Хорошая девка? — весело спросил Витя. — Кстати, скалолазка, разрядница. Ты когда-нибудь лазил на наши скалы?
— Нет, — ответил Юлий.
— У меня идея! — Витя повернулся и крикнул вслед девушке: — Эй, Валюха, Валюха! Ушла. А впрочем, черт с ней. Хороший ты, Юлька, человек, хочется тебе что-нибудь приятное сделать. А в пещерах ты бывал?
— Н-ну, бывал, — неуверенно ответил тот. — В Новоафонских.
Витя захохотал. В его хохоте слышалась насмешка и снисхождение.
— Так можешь до колик уморить! Да разве это пещеры? — он сплюнул. — Опошлили до невозможного, до насмешки над природой: рестораны устроили, чуть не на трамвае въезжают! Хочешь, покажем тебе настоящие? Где, можно сказать, не ступала нога человека? Конечно, можно и на скалы организовать, и на яхте по водохранилищу. Тоже красиво, но все не
— Я н-не против. Вместе с женой — мы всегда вместе...
— А кто против? Конечно, с женой! Пошли прямо сейчас к Эдику!
— Постой, а яйцо?
— Что яйцо! Сделаю я тебе яйцо, мое слово — железо! В пещеры ведь один не пойдешь — надо готовиться, договариваться, нужно снаряжение. У меня, конечно, разряд, я член спасательной группы, но у нас этим командует Эдик.
Пошли к Эдику. Эдиком оказался бледнолицый молодой человек в очках. Пока что он командовал среди женщин, бутылей, колб и пробирок. Витя познакомил его с Юлием и предложил сводить его вместе с женой в ближайшие выходные в какую-то уникальную, недавно открытую им пещеру. Посовещались. Эдик сдержанно согласился. Чтобы быть краткими и не мешать друг другу, вчерне обсудили некоторые детали, оставляя мелочи на потом. Но вспомнили последний поход, за ним предпоследний, потом оба стали рассказывать Юлию, как это здорово — открывать новые пещеры и какие там зрелища.
— А помнишь, как цветок вырубали? — рассказывал Витя.
— Ты же был инициатором, — ответил более сдержанный Эдик.
— Понимаешь, — начал рассказывать Витя Юлию, от нетерпения теребя его за рукав, — находим в одном из дальних залов цветок. То есть это черт знает что такое! Изумительнейшей красоты цветок, что-то похожее на вот такой тюльпан, — он охватил пальцами пространство со средний арбуз величиною. — Розовые полупрозрачные лепестки, к краю краснее, к середке бледнее, а в самой середке — желтоватая, будто восковая, чашечка! Как живой, чудо и чудо! Все в голос: такого еще никто не видал! Соображаем: в этот зал два дня ходу, на пути — два колодца, два сифона и три лаза; меньше чем со вторым разрядом сюда и соваться нечего; давайте, мол, вырубим и отнесем в музей, чтоб им люди любовались! А мы, кстати, уже делали кой-какие услуги музею. Сказано — сделано. Целый день вырубали — это ведь не живой цветок сорвать, а, простите, сталактит. Ножка у него — что мое бедро, причем надо же умудриться не разбить. Ну, попотели — вырубили. Потом три дня несли через все сифоны и колодцы: в цветочке-то килограммов десять, не разбежишься, да тряслись, чтоб не разбить. Вытащили, развернули — и ахнули! Лежит в руках серая корявая булыга, вся в мокрой глине! Кстати, она до сих пор там под ногами валяется...
— Сломали? — не понял Юлий.
— Ни грамма!
— Понимаете, Юлий, — пояснил более спокойно Эдик, — это так называемый эффект присутствия. Смотришь там, в зале или в гроте, на этот цветок и не знаешь, чему больше удивляться: формам, которые умеет создать природа, или нежности, прозрачности, глубине тонов. А оказывается, это всего лишь игра света от твоего фонаря: под одним углом луча цветок кажется алым тюльпаном, под другим — бледно-желтой розой, под третьим — не цветком вовсе, а, скажем, гроздью спелого винограда или шапкой опят, к примеру. Важно и то, что кругом — чистые влажные плоскости, и все они отражают свет, так что весь воздух наполняется отраженным, таким, знаете ли, радужным светом. Это все равно как осветить бриллиант — лучи на гранях, многократно отражаясь, накладываются и создают явление рефракции, то есть, попросту говоря, игру всех цветов радуги. А залей зал электричеством — и ничего не будет. И еще, знаете, там на каждой фигуре — нежный, как перламутр, налет. А тронь пальцем — пленка исчезает, начинаются потеки, и все пропало...