Работорговец (Русские рабыни - 1)

Христофоров Игорь

Когда-то у нее с подполковником был бурный роман. Правда, в те исчезнувшие годы подполковник имел четыре капитанские звездочки, а у нее на плече лежало и того меньше -- три старлейские. Оба служили в этой же колонии воспитателями. Тогда -- при двух-трех десятках осужденных на всю зону -- хлопот было во сто крат меньше, чем сейчас. Дисциплина -- на уровне дисбата. Проблем по быту -- почти никаких. Времени -- море.

Служебный роман по всем законам сюжета должен был перерасти в свадьбу, а затем, соответственно, в счастливую семейную жизнь, и даже рост подполковника, уступающего будущей жене сантиметров двадцать, вроде бы не мог стать серьезным препятствием,

но, как это обычно бывает уже в других избитых сюжетах, рядом с двумя сближающимися точками появилась третья. Точка подполковника дрогнула и начала притягиваться к новой вершине треугольника. Молоденькая, свеженькая учительница в школе колонии стала его женой, а Грибанова до полковничьих седин осталась в одиночестве. Когда-то она жестоко страдала, писала рапорта начальнику управления исправительных работ, чтоб перевели в другую колонию, хоть во взросляк строгого режима, хоть в бурятскую тайгу, но ничего не вышло. Со временем шрам на сердце затянулся, душа огрубела, а судьба подарила ей неплохую карьеру. Коля-Колюня стал ее подчиненным, и она могла бы запросто раздавить его за прошлые обиды, но такова уж, видно, русская женщина, что не умеет она быть злопамятной. И оттого звала она его иногда Колей, и общались они, если не при посторонних, на "ты", и вроде бы не было между ними серьезной служебной дистанции, но и душевной близости -- тоже.

– - Забыл, что ли, как месяц назад всю нашу зарплату перекинули на продстатью и хоть так смогли девочек прокормить?
– - устало выдыхала едкий дым Грибанова.-- Или опять хочешь месяц на банках продпайка жить?

– - А-а, зарплата!
– - махнул маленькой ладошкой подполковник.
– - Разве это зарплата! Если в застойные рубли перевести, то у нас, может, помнишь, тот мужик, царство ему небесное, что на телеге отходы с пищеблока вывозил, и то больше получал.

– - А что я сделаю?
– - возмутилась Грибанова.
– - Кризис.

– - Да это понятно. Но как мне заставить младшего инспектора на вышке храпака не давать, если он копейки получает? Пугнуть увольнением? Так он спасибо скажет, "гражданку" наденет и пойдет на рынок пуховики или ботинки продавать. И, между прочим, лучше жить будет...

– - А что: спал?
– - по-своему поняла его речь Грибанова.

– - Спал, сволочь, -- нервно стрельнул красными глазами по видневшейся через окно вышке подполковник.
– - Если б не оператор, убежала бы... Вот точно убежала...

– - Да, Спица -- девочка способная. Хотя... Хотя не очень я верю, что в таком состоянии она могла проделать путь до сетки и обратно. А?

Вздохом подполковник согласился с ее догадкой.

– - И я не верю. Мне доложили, что в одной из раковин третьего отряда, в умывальнике, были следы глины, -- снова посмотрел подполковник сквозь окно, но теперь уже на контрольно-следовую полосу, которая после бесконечных дождей превратилась уже и не в полосу, а в часть обычного колхозного поля.
– - Спице при ее трансе на такой продуманный шаг не хватило бы сознания.

– - А сообщница?

– - Та, что за ноги стянула?
– - сморщив лоб, вспомнил подполковник доклад оператора.
– - Вот это может быть... И все равно не уверен я... До конца не уверен. Знаешь, -- посмотрел он в красные, мутно-грустные глаза Грибановой, -- я еще в этом деле покопаюсь. Может, не все так просто, как кажется.

– - Разрешите?
– - тихо вошел в кабинет следователь.

На его лице нелепо для серой осенней погоды смотрелись черные очки. Пожав мощную, по-мужски сильную кисть Грибановой и вялые, холодные

пальцы подполковника, он сел так, чтобы видна была лишь правая часть лица.

– - Что-то не видно вас было, -- заметила Грибанова.

– - Приболел... пришлось несколько суток поотсутствовать, -неопределенно ответил следователь.
– - Мне сказали, что Спица и Архинчеева посажены в ДИЗО. Это правда?

– - К сожалению, -- ответил за Грибанову подполковник.

– - Но я могу с ними побеседовать... ну, в том же ДИЗО?
– - вяло поинтересовался следователь.

– - Можете, -- разрешила Грибанова и еще раз внимательно изучила очки следователя.
– - Глаза болят?

– - Я думаю, Спицына не зря пыталась совершить побег, -- ушел следователь от ответа.
– - Улики по убийству работают против нее... Сволочь она...

– - Они все -- сволочи, -- добавил подполковник.

– - Не нужно обобщений, -- с силой вдавила окурок в дешевую стеклянную пепельницу Грибанова.
– - Всякое обобщение хромает...

– - Включая и это, -- блеснул эрудицией следователь.

– - Возможно. Вину той же Спицыной еще нужно доказать. Я в этом же кабинете не так давно беседовала с одной новенькой. Так вот она пыталась доказать, что преступление, за которое она к нам села, не совершала. Может, она и права...

– - Все они врут, что ничего не совершали. Ангелочками прикидываются, -- поморщился подполковник.
– - А копни вглубь -- стерва на стерве...

– - Мы обязаны безупречно доказать, что попытку побега совершала Спицына, -- одному следователю пыталась втолковать свою точку зрения Грибанова.
– - Иначе нам грош цена как заведению по перевоспитанию малолетних преступниц...

"Как по газете читает", -- раздраженно подумал следователь и под скрип входной двери густо покраснел.

– - Вызывали?
– - поправляла китель и все никак не могла поправить Артюхова.

– - Да, -- жестко ответила Грибанова.
– - Как обстановка в отряде?

"Плохая", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:

– - Нормальная.

– - Как Спицына?

"Орет матюгами на всю камеру", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:

– - Вину свою осознает.

– - О запрете свиданий для вашего отряда до воспитанниц довели?
– потянулась за следующей сигаретой Грибанова.
– - Как отреагировали?

"Плохо отреагировали", -- хотела ответить Артюхова, но сказала:

– - Восприняли с пониманием.

– - О завтрашних съемках знаете?

"Знаю", -- хотела ответить Артюхова, но тут уж назло Грибановой, допрашивающей ее при наглеце-следователе, сказала:

– - Никак нет.

Следователь, отвернувшись, смотрел сквозь грязное окно на коричневую, в пятнах луж контрольно-следовую полосу, по которой ветер гнал под острыми каплями дождя красивый, в ярких узорах, но порванный полиэтиленовый пакет, и самому себе казался таким же пакетом. Какой-то непонятный ветер гнал и его по жизни, и он тоже считал себя красивым и ярким, но все, с чем и с кем он сталкивался, этой красоты ни принимали. Ему так ни разу и не повезло с женщинами, и Артюхова не стала исключением. Когда в сумерках парка на свидании он попытался крепко обнять ее и поцеловать, она так влепила ему по левому глазу, что он вообще сначала подумал, что окривел навек. Артюхова, несмотря на свой слоновий вес, быстро убежала к остановке и впрыгнула в отъезжающий вонючий автобус, а ему пришлось на следующий день утром звонить в управление, что он -- в колонии, а в колонию -- что в управлении.